Сборы подходили к концу.
Вот уже затянуты кусками простыней окна в кухне. Свет, пробивавшийся сквозь полотно, был каким-то мертвым, неестественным, внутри хата скорее напоминала склеп, чем жилище.
Илья Трофимович позвал в кухню Веру Игнатьевну и Дарью. В полупотемках достал из стола четыре стограммовых стаканчика, бутылку портвейна. Сковырнул ножом нашлепку с бутылки, разрезал на четыре части свежее яблоко. Наполнил стаканчики.
— Давайте на прощание, — сказал, ни на кого не глядя.
— Я символически — за рулем, — поднял стаканчик Игорь.
Нехотя, даже опасливо, будто к отраве, протянули к вину руки женщины.
Чокнулись в тишине. Илья Трофимович выпил до дна, женщины только пригубили.
Было жутко и тоскливо, как на похоронах.
Вера Игнатьевна отвернулась — вот-вот могла расплакаться.
— Счастья вам в городе, — сказала Дарья, чтобы как-то нарушить тягостное молчание.
— Спасибо, Дарья, на добром слове, — пряча стаканчики в стол, ответил Илья Трофимович. — Не ругай здорово за беспокойство, что причинили тебе. Ты ведь у нас теперь хранительница — и вещи тебе подкинули, и за хатой вон просили присматривать, и кур кормить… По весне рассчитаемся… А теперь — в машину.
Илья Трофимович еще раз прошелся по комнатам, оглядел все уголки — не осталось ли случайно чего-либо, что могло померзнуть, испортиться в оставляемой хате. Заметил воду в ведре — вылил: вдруг нагрянут сильные морозы, вода замерзнет и повредит ведро.
Закрыл хату на два замка — на внутренний и висячий. А закрыв, передал связку ключей — от хаты, погреба, сарая, курятника — Дарье.
— Держи.
Мелким шагом направился к калитке.
Прокукарекал вслед петух. Вера Игнатьевна повернула голову в его сторону, помахала рукой.
Игорь уже был в машине, прогревал мотор.
Накануне была плюсовая температура, ночью шел дождь со снегом, дорога заледенела. Илья Трофимович поскользнулся, чуть не упал возле машины.
— Опасно, однако, будет ехать.
— Я почему вас и поторапливал, — сказал Игорь. — По такой погоде семьдесят километров хотя бы за два часа одолеть.
Сестры расцеловались, и Вера Игнатьевна не удержала-таки слез. Стыдливо растирала их пальцами по лицу.
— Ну садись, садись, — похлопала ее по плечу Дарья. — Не расстраивайся, все тут будет в порядке. Никуда твоя хата не денется. А в городе вам, может, и взаправду лучше…
Илья Трофимович открыл Вере Игнатьевне переднюю дверцу.
— Давай сюда. А я с банками — сзади.
Она села, он захлопнул дверцу.
— Ну, до свидания, Дарья, — подал Илья Трофимович руку. И — почти шепотом: — Скажи честно, что говорят о нас в селе?
— Сейчас уже почти не говорят. А вообще осуждают.
В это время они услышали ребячий голос:
— Уезжаете, что ль, дядя Илья?
Обернулись — возле машины стоял Алеша Вялых, соседский парнишка.
— Уезжаю.
— Значит, правду пионервожатая говорила?
— Правду. Да и я ведь это не скрывал.
— Я думал, вы шутите… А телевизор оставляете?
— Оставляю.
— Так дайте ключ, я буду приходить смотреть его. Ничего-ничего из хаты не возьму, честное слово!
— К тете Даше теперь ходи на телевизор. У нее.
— А-а… Ладно, — сразу сникнув, сказал Алеша.
— Быстрей, пап, — поторапливал тем временем отца Игорь.
Сел наконец и Илья Трофимович, и Игорь отпустил тормоз. Нажал на газ, машина дернулась, но с места не сдвинулась. Игорь поддал газа, колеса с визгом буксовали в заледеневшей колее.
Как по команде, одновременно Дарья и Алеша шагнули к машине, уперлись в багажник. Этой небольшой помощи машине, видимо, и не хватало. Она сначала поползла в сторону, потом, ощутив под колесами более надежную опору, все быстрее и быстрее покатила вдоль улицы. А когда скрылась за углом, Алеша спросил Дарью:
— А можно, я все-таки прибью звездочку на хату дяди Ильи?
Не зная, о какой звездочке идет речь, она холодно отмахнулась:
— Не шали.
Вечером они искупались в ванне, сытно поужинали, затем смотрели телефильм.
Довольнее всех была Оленька. Она игралась на коленях у бабушки, а Илья Трофимович позволил ей в буквальном смысле сесть себе на шею. Кате даже прикрикнуть пришлось:
— Оля, имей совесть, не думай, что твоя акробатика приятна другим.
Легли спать около двенадцати.
Илье Трофимовичу и Вере Игнатьевне была выделена большая комната, где, кроме стола, двух кресел, телевизора, стоял и раскладной диван.
Легли, и Вера Игнатьевна быстро уснула. Она и раньше, приезжая к сыну в гости, не раз ночевала у него, спала вот на этом самом диване и тоже быстро засыпала. Даже быстрее и крепче, чем дома.
Заснуть-то заснула Вера Игнатьевна и теперь, да только через полчаса, может, вдруг вздрогнула и открыла глаза. Ей почудился какой-то неприятный хруст. «Мыши грызут», — пронеслась в голове догадка.
Притаилась, прислушалась. Хруста не было. «Неужели это сон? — подумала. — Пожалуй, сон. Откуда тут мыши?.. Кстати, Илья так и не сделал вырез в двери и в крыше — для кошки. Сейчас она осталась на улице, не умрет, конечно, Дарья ее догадается приютить. Но оставь мы для нее лаз, она бы в хату время от времени заходила, мышей пугала. А так могут что хочешь погрызть: и перину, и стулья, и книги… Ладно, бог с ними, с мышами, все не съедят. Надо спать».
С правого бока перевернулась на левый. Так, однако, дышать было тяжелее, и она легла на спину.
