Лейли и Меджнун - [8]
То приготовься и к упрекам ярым.
Огонь любви рожден был красотой,
И воля закалилась силой той.
Их неземное счастье истомило
И свет рассудка их совсем затмило.
Язык был точно связан, - так несмел.
Боясь раскрыть их чувства, он немел.
Но средство новое они открыли:
Бровями и глазами говорили.
Один лишь устремит на друга взгляд,
А брови, отвечая, говорят.
Но даже и такие разговоры ....
Все ж вызвали людские разговоры.
Не говори: "Ну, что - народный глас?'[32]
Зрачок - в глазу. Ему ль не нужен глаз?
Меж тем друг к другу их сердца привыкли,
Друг другу в глубь сердец они проникли.
Завеса тайны пала в должный срок,
Любви не страшен стал любой упрек.
Не скрыта правда пеленою дымной, -
Они узнали о любви взаимной.
На зеркале услад - пылинки след.
И как теперь избавиться от бед?
Двух несравненных разошлись дороги -
Исчезли для беседы все предлоги.
Чтоб тайну скрыть надежней и прочней,
Они притворно власть признали Дней[33].
Лишь иногда, на миг какой-то краткий
Встречался Кейс с любимою украдкой.
Несчастный Кейс, оставив круг наук,
Забыв урок, просил ее: "Мой друг,
Невежда я и мучаюсь жестоко,
А ты прекрасно знаешь суть урока.
Открой же мне скорей познанья дверь,
Тебе я все прочту - а ты проверь".
И на доске писал он против правил,
Писать себя с ошибками заставил,
Чтобы ошибка поймана была,
Чтобы улыбкой роза расцвела,
Чтобы сказала: "Ты ошибся. Скверно.
Ты скоро позабудешь все, наверно".
Так ухитрялся с ней он говорить,
Чтоб сердце посторонним не открыть.
Когда играли дети в хороводе,
Кричали, веселились на свободе,
Любимой изъяснял он горечь мук,
"В иной, - мечтал он, - стать бы с нею круг".
Слова его другим невнятны были,
Одной Лейли они понятны были.
Когда домой из школы дети шли,
Вновь Кейс хитрил, чтоб увидать Лейли.
Нарочно он, бывало, книгу спрячет,
А сам идет и потихоньку плачет.
Когда Лейли мимо него пройдет -
"Ты не видала?" - спросит и вздохнет.
Хотя б на миг вкусить свиданья сладость
С возлюбленной, дарящей сердцу радость.
В письме все время упражнялся он,
Две буквы выбрав среди всех письмен.
Писал он, "лам" и "йа" бессчетно множа,
Прочитывал и вновь писал все то же.
"Они, - он думал, - лучше всех других,
И грамота нужна мне лишь для них".
Кейс прибегал к подобным ухищреньям,
А время шло своим коловращеньем.
Обман в любви отрады не дает,
В страну любви закрыт обману вход.
Кто любит, тот не может быть двуличен.
Ты любишь - к пересудам стань привычен
Переходила весть из уст в уста,
Повсюду говорила суета:
"Кейс - раб Лейли, любовью ослепленный.
Лейли на Кейса смотрит благосклонно".
Такие слухи, наконец, дошли
И до вниманья матери Лейли.
Тогда она в отчаянье и гневе
К розовоустой обратилась деве
И, языками пламени горя,
Язык свой развязала, говоря:
"Ах, сколько сплетен о тебе, бесстыдной.
Ужель не слышишь клеветы обидной?
Зачем себе же причиняешь вред,
Чтоб доброй славы стерся всякий след?
Я слышу о тебе дурные вести -
От них ущерб твоей и нашей чести.
Нежней ты розового лепестка,
Но только слишком разумом легка.
Ты, как тюльпан, всех красотой прельщаешь,
Но почему лицо ты открываешь?
Не будь же своевольна никогда,
Не забывай девичьего стыда.
Не нужно всех картин быть отраженьем[34],
Не будь с водою ты сходна теченьем[35].
Запомни - освежает рот вино,
Но, жидкое, стекает вниз оно[36].
Не нужно, как стекло, быть острой, твердой,
И, как нарцисс, быть хмурою и гордой.
Скрывай лицо, хоть ты и хороша,
Как скрыта в теле чистая душа.
Ты бойся бури, как свеча боится;
От вздоха бури свет свечи затмится.
Не кукла ты - зачем тебе наряд?
Ты - не окно. Пусть скромным будет взгляд.[37]
Как чаша круговая, не кружись ты,
И, как напев, под ладом хоронись ты[38].
Во все углы, как тень, ты не гляди,
Не стой с чужими, с ними не сиди.
Ты простодушна, все вокруг - лукавы,
Не стала б жертвой ты недоброй славы...
Я слышу, что любви ты предана,
Ты в незнакомца, слышу, влюблена.
Тебе любовь и вздохи не пристали
И не к лицу любовные печали . . .
Юнец влюбленный нас не удивит,
Но девушке любить - позор и стыд.
О свет моих очей, отрада взора,
Ты на семью не навлекай позора.
Мы так гордимся именем своим
Перед народом знатным и простым.
Как мы теперь в глаза посмотрим людям?
Сама подумай, чем гордиться будем?
Я на тебя руки не подниму, -
Но что отцу скажу я твоему?
Что о таких делах отец твой скажет?
Он, гневом распаляясь, тебя накажет..
Ты лучше школу сразу же бросай -
Абджед узнав, о большем не мечтай.
Забудь перо, забудь свои уроки:
Писать иглой на тканях будешь строки.
Про школьных и не вспоминай друзей,
Есть кукла у тебя - дружи ты с ней.
Будь, словно кукла, домоседкой вечной,
Ужель тебя прельщает первый встречный?
Как Алконост, затворницею будь,
Найди себе теперь укромный путь -
Все ветры пусть гремят молвою ложной,
Тебя увидеть будет невозможно.
Блажен, кто дома дочку бережет.
Не знать ему мучительных забот".
Лейли, услышав матери упреки,
Решила в сердце: "Чародей жестокий,
Судьба, вершительница злобных дел,
Нелегкий начертала мне удел.
Разлукою сменились дни свиданья,
Мне суждено сгореть в огне страданья!"
Что сделать, что сказать могла она?
«Кадамбари» Баны (VII в. н. э.) — выдающийся памятник древнеиндийской литературы, признаваемый в индийской традиции лучшим произведением санскритской прозы. Роман переведен на русский язык впервые. К переводу приложена статья, в которой подробно рассмотрены история санскритского романа, его специфика и место в мировой литературе, а также принципы санскритской поэтики, дающие ключ к адекватному пониманию и оценке содержания и стилистики «Кадамбари».
В сборник вошли новеллы III–VI вв. Тематика их разнообразна: народный анекдот, старинные предания, фантастический эпизод с участием небожителя, бытовая история и др. Новеллы отличаются богатством и оригинальностью сюжета и лаконизмом.
Необыкновенно выразительные, образные и удивительно созвучные современности размышления древних египтян о жизни, любви, смерти, богах, природе, великолепно переведенные ученицей С. Маршака В. Потаповой и не нуждающейся в представлении А. Ахматовой. Издание дополняют вступительная статья, подстрочные переводы и примечания известного советского египтолога И. Кацнельсона.
Аттар, звезда на духовном небосклоне Востока, родился и жил в Нишапуре (Иран). Он был посвящен в суфийское учение шейхом Мухд ад-дином, известным ученым из Багдада. Этот город в то время был самым важным центром суфизма и средоточием теологии, права, философии и литературы. Выбрав жизнь, заключенную в постоянном духовном поиске, Аттар стал аскетом и подверг себя тяжелым лишениям. За это он получил благословение, обрел высокий духовный опыт и научился входить в состояние экстаза; слава о нем распространилась повсюду.
В сборник вошли лучшие образцы вавилоно-ассирийской словесности: знаменитый "Эпос о Гильгамеше", сказание об Атрахасисе, эпическая поэма о Нергале и Эрешкигаль и другие поэмы. "Диалог двух влюбленных", "Разговор господина с рабом", "Вавилонская теодицея", "Сказка о ниппурском бедняке", заклинания-молитвы, заговоры, анналы, надписи, реляции ассирийских царей.
В сборнике представлены образцы распространенных на средневековом Арабском Востоке анонимных повестей и новелл, входящих в широко известный цикл «1001 ночь». Все включенные в сборник произведения переводятся не по каноническому тексту цикла, а по рукописным вариантам, имевшим хождение на Востоке.