Лейли и Меджнун - [34]

Шрифт
Интервал


Когда Лейли вступила в дом отца,

Она все поминала мертвеца.


Все горше делались ее рыданья,

Все множила она свои терзанья.


Она звала страдающих людей,

Невольников печали и скорбей.


И с ними пела свой напев печальный,

Обряд возобновляя поминальный.


По Ибн-Саламу плакала она,

Печалью о Меджнуне лишь полна.


В честь одного напев ее угрюмый,

Вознесена к другому скорбной думой


Хоть Ибн-Салама имя на устах,

Другое имя в пламенных мечтах,


И потому в печали безысходной

Красавица могла рыдать свободно.


И ужас пред такой бедой тая,

Недолго с нею пробыли друзья,


И лишь свеча осталась с ней, бедняжкой,

Но и свечу задул вздох боли тяжкой.


"Зачем хранить мне, - думает, - свечу,

И вздохами я молнии мечу?"


И, одинока, предана рыданью, 

Так обратилась к горю и страданью:


"Страданье, горе! Прочих бременя,

Одну оставьте в эту ночь меня!


Я к одиночеству легко привыкну,


А вам двоим других друзей я кликну!"


Но, увидав, что бедам нет границ,

Лейли упала перед ночью ниц:


"Ты, черная, судьбе моей подобна:

Меня, твою рабу, гнетешь ты злобно!


Тебе неведом раньше был покой,

Поспешно путь ты совершала свой.


Теперь покоя стала ты добычей.

Зачем ты изменила свой обычай?


Или в пути ты до конца дошла?

Или тебя с дороги сбила мгла?


Иль плакальщица ты в одежде черной,

По ком, скажи, ты плачешь столь упорно?


Дух гибнет в мире бедствии и тревог.

Несчастий затопил меня поток.


Стрела небес разит меня жестоко,

Меня сурово мелет жернов рока.


Стал мир жилищем ночи в эту ночь,

А я в беде. Кто может мне помочь?


Исчез покой мой, я терплю мученья,

Не знаю я моей судьбы решенья.


Как скорпионы, в жалах яд храня,

Терзают звезды, бедную, меня.


Покрыто ржавчиной зари зерцало,

И благодати утренней не стало.


Иль, утро, список бед твоих велик,

Что ты не хвастаешь, не кажешь лик?


Коль радо ты - засмейся, не печалься, 

Коль есть в тебе любовь - помилуй, сжалься.


Пусть вторит мне петух, от скорби пьян,

Пусть вторит скорбной песне барабан;


Пусть защебечет утренняя птица,

Пусть мир твоей зарей озолотится!"


И долго длился неумолчный стон -

Повествовал о тяжком горе он ...


Но и заря помочь ей не хотела,

Дать утешенье ночь ей не хотела.


И обратилась бедная к тому,

Кто создал утра свет и ночи тьму.


И так она про свои недуг сказала: 

"О знающий всех тайн земных начало!


Бескрайно море этих тяжких бед,

Но нет мне помощи, защиты нет!


Бессильна я, а мой недуг - безмерен.

Кто может в исцеленье быть уверен?


Иль дай мне стойкость в этих муках злых,

Иль дай мученье в меру сил моих,


Когда я разорву подол терпенья,

Боюсь, что заслужу твое презренье . . .


Веленья сердца сделавши законом,

Погибну сразу в море бед бездонном.


Когда я стыд девический забуду,

Когда Меджнуну верным другом буду.


Утратить целомудрие страшусь,

Боюсь, что милости твоей лишусь.


А если честь я сохраню в страданье

И воздержусь от радости слиянья,


Меджнун опять опасен для меня,

Боюсь стенаний горестных огня.


Ведь стоны верных так сильны у бога,

Что их презреть - к несчастию дорога.


И я теперь не знаю, как мне быть,

Как горе и тоску мою избыть.


Никто на свете мне помочь не может.

Что день - меня тоска сильнее гложет.


Я в дом покоя потеряла путь, 

С мольбой сердечной не к кому прильнуть.


Так напои меня вином забвенья

И скрой великодушно прегрешенья.


Меджнун мной околдован - говорят,

Цепями страсти скован - говорят.


Но я лишь только жалкая калека.

Меня любить - достойно ль человека?


Ведь я не больше, чем ничтожный прах,

Пылинка я на жизненных путях!


И страсть моя, что мне всего дороже,

И разум мой - твои созданья, боже.


Тобой лишь красота моя жива,

Тобой дана мне сила волшебства.


На судный день свой клад невинной жизни

Хочу нести, не внемля укоризне.


Позволь явиться в твой небесный дом

С лицом спокойным, с поднятым челом".


Газель Лейли

О господи! Твоей великой славы

святым, нетленным зданьем заклинаю.


И лика Мухаммедова гореньем

и неземным сияньем заклинаю.


Корабль моей души, печали полный,

в любовном море потопи глубоком,


Тебя чрез Моисея, данным Хызру

высоким назиданьем, заклинаю.


Глухую ночь разлуки с милым сердцу

ты сделай утром сладкого свиданья,


Зарею лучезарной, благодатной

ее благим дыханьем заклинаю.


Пусть бесконечно множатся страданья,

что на стезе любовной мне достались,


Мученьем, на пути к тебе лежащим,

и горестным страданьем заклинаю.


Я, помощи не зная, заблудилась;

мне укажи к спасению дорогу,


Пророком, что людей на путь выводит,

его благодеяньем - заклинаю.


Всели в меня, о господи, терпенье,

позволь снести мне скорби и недуги -


Святыми, что тебе угодны были,

и печным их терзаньем заклинаю.


Прими мои молитвы благосклонно

и внемли мне, как Физули ты внемлешь,


Молитвами достойнейших, которых

ты слушаешь с вниманьем, заклинаю!


Конец главы

Так длился этот стон Лейли печальной ...

Вдруг слышит звон она, негромкий, дальний,


Потом все ближе колокольцев звон:

Шел караван. Стремился в Мекку он.


Шел караван священною дорогой,

А в паланкинах - луноликих много.


Лейли в свободный села паланкин,

Взяла с собой лишь горький стон один ...


Ее любовь была вина хмельнее,

И тихо шла верблюдица, пьянея.


Лейли рассказывает верблюдице о своей судьбе и к ее ногам припадает в мольбе

Верблюдица была опьянена;

Лейли сказала, горести полна:


"Ты, с шерстью мускусной, благоуханной,

Ты, добронравная, с душой медвяной.


Рекомендуем почитать
Победа Горокхо

В книге впервые на русском языке публикуется литературный перевод одной из интересных и малоизвестных бенгальских средневековых поэм "Победа Горокхо". Поэма представляет собой эпическую переработку мифов натхов, одной из сект индуизма. Перевод снабжен обширным комментарием и вводной статьей.


Книга попугая

«Книга попугая» принадлежит к весьма популярному в странах средневекового мусульманского Востока жанру произведений о женской хитрости и коварстве. Перевод выполнен в 20-х годах видным советским востоковедом Е. Э. Бертельсом. Издание снабжено предисловием и примечаниями. Рассчитано на широкий круг читателей.


Лирика Древнего Египта

Необыкновенно выразительные, образные и удивительно созвучные современности размышления древних египтян о жизни, любви, смерти, богах, природе, великолепно переведенные ученицей С. Маршака В. Потаповой и не нуждающейся в представлении А. Ахматовой. Издание дополняют вступительная статья, подстрочные переводы и примечания известного советского египтолога И. Кацнельсона.


Цвет абрикоса

Китайский любовный роман «Цвет абрикоса» — это, с одной стороны, полное иронии анекдотическое повествование о похождениях молодого человека, который, обретя чудодейственное снадобье для поднятия мужских сил, обзавелся двенадцатью женами; с другой стороны — это книга о страсти, о той стороне интимной жизни, которая, находясь в тени, тем не менее, занимает значительную часть человеческой жизни и приходится на ее лучшую, но краткую пору — пору молодости. Для современного читателя этот роман интересен как книга для интимного чтения.


Гуань Инь-Цзы (избранные изречения)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Антология китайской классической поэзии «ши» VI-XVI веков в переводах Бориса Мещерякова

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.