Лейли и Меджнун - [28]

Шрифт
Интервал

Нет, побежал он, как поток, в пустыню;


Хоть вел его ручей кровавых слез,

Нигде следов Меджнуна не нашлось.


Когда же свет дневной сменен был ночью,

Когда весь мир земной пленен был ночью.


Примет не мог он различить сквозь тьму,

И стало тяжело идти ему.


Он брел, кружил, немало сделал петель, -

И вдруг он огонек вдали заметил!


И старец к огоньку смелей побрел.

Как будто ночью светлый день обрел.


Решил: "Там, верно, родственное племя

Костры разложены в ночное время ..."


Как мотылек, он на огонь летел, 

Все пристальней и пристальней глядел ..


И видит: тот огонь любовь раздула,

От вздохов он, а не от саксаула.


И оказалось, то Меджнун вздыхал,

И пламень вздохов тот не затухал.


Отрекся от земного он предела,

От головы и глаз, души и тела.


Он власти и богатств не стал искать, -

Совсем забыл он и отца и мать...


Умчали ветры листья доброй славы,

Он от судьбы последней ждал расправы,


Старик, увидев сына своего,

Кровавою слезой омыл его.


Сел, плача, и, терзаем злой тоскою,

Стер пыль с его лица своей рукою.


Тот околдованный взглянул в слезах,

Спросил: "Ты кто? Не вижу я впотьмах.


Ты от нее? Тогда давай посланье,

Луны прекрасной доброе сиянье.


А если ты прохожий человек.

Тогда ищи себе другой ночлег".


И начал так старик свои советы:

"О ты, кем дни мои всегда согреты!


Ты - светлый жемчуг ночи, я - ларец,

Измученный страдалец, твой отец.


О урожай посева жизни зрелый,

Отрада и услада жизни целой!


Ты - воздух, а душа моя - алмаз,

Алмаза блеск без воздуха погас . . .


О свет очей родительского счастья,

Светящий мне и в вёдро и в ненастье!


В тебе найду опору - так я мнил,

Источник чести, гордости и сил.


Когда престол наш опустеет славный,

Все припадут к твоей руке державной.


Тебя увидев, вспомнят облик мой,

Навек прославлен буду я тобой.


Но с детства, опьяненный, безрассудный,

Ты по пустыне стал бродить безлюдной.


Ты по пути любовному бродил,

И мир тебя простил, не осудил..


Ведь в каждом возрасте свои веленья,

И не всегда на все есть позволенье.


В любви и благо можно почерпнуть,

Любовь для юных - к совершенству путь.


Теперь твой разум стал острей и строже,

Способен жить ты, совершенства множа.


Пора покончить с этою бедой,

Чтоб слухи не чернили образ твой.


Ты нерадив был - будь же ныне дельным.

Не предавайся странствиям бесцельным.


Скажи - зачем ты дружишь со зверьми,

Ужели не приятней жить с людьми?


Зверь зверю брат, а птице родич - птица.

Друг с другом им и свойственно водиться.


О, пожалей несчастного отца.

Которого страданьям нет конца.


И так мой мускус камфарой стал белой[77],

О солнце утра, мне вреда не делай!


Мой стан согбен, о сын любимый мой,

И, значит, мне пора уж на покой.


Я времени раздавлен игом злобным

И скоро с миром подружусь загробным.


Тебя хочу я в сане утвердить

И на ковер узорный усадить.


Не нужно постоянно опьяняться,

Сын, идолам не нужно поклоняться.


Сверх меры опьянение любя,

Ты, сын мой, изуродовал себя.


Когда к тебе на миг вернется разум,

Своей ты жизни устыдишься разом.


О мой кумир, поклонник суеты,

Когда же кончишь опьяняться ты?


Неправедно живешь ты, неприглядно,

Постыдно, бесприютно, безотрадно.


Себя красавице отдать сумей,

Известной всюду верностью своей.


Чтоб, если на дороге горы пыли,

Ее одежды все же чисты были ...


Та соколица сядет поутру 

К тебе на перст, к другому - ввечеру.


Считая ложь особою заслугой,

Она чужой теперь слывет подругой.


Ты у страданья тяжкого в плену;

Она твоим врагам несет весну.


Ты лучше этот бред оставь любовный,

И душу ты в печи не плавь любовной.


К тому же не навек   нам жизнь дана.

Представь: любимая - твоя жена, -


Придет разлука - рано или поздно, -

Нет, лучше, не сливаясь, жить с ней розно.


Оставь же ты бродяжничества путь,

О боге помни, о другом забудь.


В конце концов душа пребудет с богом. 

Бог - слово, будь же с ним ты каждым слогом.


Непослушанья богу нет страшней.

Бог создал время, мастерскую дней,


И тем, кому на то пора приспела, 

В той вечной мастерской найдется дело.


И каждому из смертных по делам

Воздаст награду старший мастер там.


Входящий в мировую мастерскую,

Потрать лишь на добро ты жизнь земную!


Сын! Мне из мира уходить пора, -

От бренной жизни уж не жду добра.


Пора времен оставить быстротечность,

Достойно отнести пожитки в вечность!


Прислушайся, мой сын, к словам моим,

Богатств моих не отдавай чужим:


Я собирал их, рук не покладая -

Ужели все возьмет рука чужая?


Твоя любовь, поверь, не навсегда,

Настанет день - и кончится беда.


Когда твоя судьба от сна проснется

И пыл от долгих поисков уймется,


Боюсь, в другом я буду бытии,

Исчезнут и богатства все мои,


А ты, несчастьем угнетен жестоким,

Останешься навеки одиноким.


Итак, будь дальновидней и умней,

Предвиденье - опора наших дней".


Мудрец умолк. Недаром он старался, -

Меджнун его словам на миг поддался,


И, чтоб его не смели упрекнуть,

Решил вступить он на разумный путь.


Порвать все путы гибельной напасти,

Не быть рабом своей безумной страсти.


"Мечты любовные, - решил он, - тлен".

Решил любви покинуть вечный плен.


Но стран любви безжалостный владыка

Смирил Меджнуна силою великой.


"О мне принадлежащий целиком!

Что твоего в имуществе твоем?


Души не тронь - она мое владенье,

Не тронь и тела - то мое именье.


Теперь мне душу с телом дай твоим

И поступай как хочешь с остальным".


Рекомендуем почитать
Лирика Древнего Египта

Необыкновенно выразительные, образные и удивительно созвучные современности размышления древних египтян о жизни, любви, смерти, богах, природе, великолепно переведенные ученицей С. Маршака В. Потаповой и не нуждающейся в представлении А. Ахматовой. Издание дополняют вступительная статья, подстрочные переводы и примечания известного советского египтолога И. Кацнельсона.


Хитопадеша

Сквозь тысячелетия и века дошли до наших дней легенды и басни, сказки и притчи Индии — от первобытных, переданных от прадедов к правнуком, до эпических поэм великих поэтов средневековья. Это неисчерпаемая сокровищница народной мудрости. Горсть из этой сокровищницы — «Хитопадеша», сборник занимательных историй, рассказанных будто бы животными животным и преподанных в виде остроумных поучений мудрецом Вишну Шармой избалованным сыновьям раджи. Сборник «Хитопадеша» был написан на санскрите (язык древней и средневековой Индии) и составлена на основе ещё более древнего и знаменитого сборника «Панчатантра» между VI и XIV веками н.


Неофициальная история конфуцианцев

«Неофициальная история конфуцианцев» является одним из лучших образцов китайской классической литературы. Поэт У Цзин-цзы (1701-1754) закончил эту свою единственную прозаическую вещь в конце жизни. Этот роман можно в полной мере назвать литературным памятником и выдающимся образцом китайской классической литературы. На историческом фоне правления династии Мин У Цзин-цзы изобразил современную ему эпоху, населил роман множеством персонажей, начиная от высоких сановников, приближенных императора, и кончая мелкими служащими.


Беседы о живописи монаха Ку-гуа

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Шелковый фонарь

Пьеса «Шелковый фонарь» представляет собой инсценировку популярного сюжета, заимствованного из китайской новеллы «Пионовый фонарь», одной из многочисленных волшебных новелл Минской эпохи (1368 – 1644), жанра, отмеченного у себя на родине множеством высокопоэтичных произведений. В Японии этот жанр стал известен в конце XVI века, приобрел широкую популярность и вызвал многочисленные подражания в форме вольной переработки и разного рода переложений. Сюжет новеллы «Пионовый фонарь» (имеется в виду ручной фонарь, обтянутый алым шелком, похожий на цветок пиона; в данной пьесе – шелковый фонарь) на разные лады многократно интерпретировался в Японии и в прозе, и на театре, и в устном сказе.


Жемчужины бесед

Памятник индо-персидской литературы XIV в. в изысканной форме перелагает знаменитые на Востоке истории о мудрости, о коварстве женщин, о добре и благородстве.