Лейли и Меджнун - [2]
Но сколько б мы тебе хвалу ни пели,
Ты больше совершил на самом деле.
Когда ты начертал природы знак,
Сказал: "Да будет" - и все стало так,
Тогда всему велел ты совершаться,
А дням, годам и месяцам вращаться.
Предрек, чем кончится круговорот[4]
И в каждом круге что произойдет.
Удел назначив на земле всем людям,
Решил ты, что и где мы делать будем.
Я не дивлюсь созданиям земным -
Они по мыслям созданы твоим.
Недаром дольний мир подобен чуду -
В нем мастера рука видна повсюду.
Но ты чрезмерно древен естеством,
Мне не постичь тебя своим умом.
Нет изумленью ни конца, ни края -
То знак, что бог есть истина живая.
Как знать нам, где легла твоя стезя?
Одно мы знаем: знать ее нельзя.
Ты, заложив основы мирозданья,
Порядка обозначил очертанья.
Того порядка лучше не найти,
Ты миру вечно приказал цвести.
Что мало нужно, ты и создал мало,
Так сделал, чтобы нужного хватало.
И все устроил вещи навсегда,
Что сгинули изъяны без следа.
Хоть много тайн хранят твои творенья,
Но ты - во всем, и в этом нет сомненья.
А суть твою познать не может прах -
Он знает только, сколь велик Аллах.
Несчастен я, будь милосерд, владыка,
Иду к тебе с надеждою великой!
Из праха к жизни вызван я тобой,
Ты дал мне разум, наделил душой . . .
Но что душа? Прах на твоем пороге,
А разум - тропка у твоей дороги.
Я - терн в саду. Тот сад - душа твоя.
На зеркале ума - пылинка я.
Мне хвастать пред тобою было б стыдно.
Ах, если б не было себя мне видно!
Я был в небытии, лишенный сил,
Меня своим вниманьем ты почтил.
Ты душу дал мне, сердце дал в подарок,
И разум мне вручил, что чист и ярок.
Когда бы лик душа не обрела,
Меня доныне бы скрывала мгла.
Но раз ты милость оказал такую
И я теперь на свете существую,
Я благодарен за любовь твою,
Ты дал мне ум - тебя я признаю.
Я не превысил благонравья меры,
И нет во мне препятствия для веры.
Не исчезает, что ни миг, она:
Мне груда доказательств не нужна.
Стремясь к тебе, я устали не знаю,
Но со стыдом своим как совладаю?
Пусть я не шел по правому пути
И к цели мне не удалось прийти, -
Я все же, чей бы след ни показался,
Стремясь к тебе, скорей по следу мчался.
Но так как все я видел вкривь и вкось,
Тебя, увы, найти не довелось.
Я думал, ум тебя найти поможет:
Он слаб и бога распознать не может.
Несведущий ли ум тебя найдет,
Печальный, изнемогший от невзгод?
Быть может, сам придешь ты на подмогу
И облегчишь мне трудную дорогу?
Мое упорство видя, помоги,
Направь мои неверные шаги!
О боже, верю я в твою науку,
Ты - это ты, и ты подашь мне руку.
Любить ли мир, земную эту твердь?
Живем - и ждем, когда наступит смерть
Но мир я домом пытки звать не стану,
Не стану мир уподоблять обману!
Нет, хорошо в обители такой,
Она душе моей дала покой,
И я забыл, где прежняя обитель,
И зажил здесь, как постоянный житель.
Жилось мне сладко во дворце земном;
В другой мне вовсе не хотелось дом:
Ведь я, бедняк, рассчитывал беспечно,
Что здесь моя душа пребудет вечно,
Что лучше нет жилища для сердец,
Что благу жизни не придет конец.
Но раз твой голос, боже, указует,
Что мир потусторонний существует,
В котором жизнь блаженно хороша,
Где сердце радо, нежится душа, -
Я всем твоим словам поверил страстно,
Поверил, что обитель та прекрасна.
Я понял: совершенных хочешь ты
Рабами сделать горней правоты,
Чтоб, на земле проживши совершенно,
Они с тобою там слились блаженно.
И я решил, забыв о суете,
Стремиться к совершенной высоте.
Сойти с дороги этой невозможно,
По ней к тебе пойду я непреложно.
Ты в первый день нам дал благую сень,
Будь милосерд к нам и в последний день
Когда душа, с тобой желая слиться, -
На путь, к тебе ведущий, устремится -
Будь благосклонен, как в былые дни,
И руку помощи мне протяни!
Ты дал мне душу, дал мне разуменье, -
То знаки твоего расположенья.
Не будь, о боже, ныне к ним суров,
Не угнетай во мне своих даров...
Когда я этот дольний мир оставлю
И в мир иной свои стопы направлю,
Тогда они, жестокий рок кляня,
Перед тобой не обвинят меня,
Останутся довольными судьбою
И в час слиянья моего с тобою.
Те, что узреть способны благодать,
Должны и сущность бытия познать;
Узнать, где тот рудник, глубокий, тайный,
Что укрывал алмаз необычайный;
Как небеса в круговорот пошли
Вкруг средоточья дивного земли,
Кто внешностью облек любое тело,
Чтобы светилось то, что лишь горело[5].
Всему причина в мире есть земном,
Но где причин причину мы найдем?
"Каф", "нун" весь мир наш дольний сотворили
Но как они над миром воспарили?
Свет мира в божьей мастерской зажжен,
И создал бог круговорот времен.
И не было б высокого чертога,
Когда б не стало вдруг султана-бога.
Ужель рисунок лучезарный тот
Без дивного художника живет?
Как найден путь к решению загадок?
Кто миру изначальный дал порядок?
Знай, появленье мира, что мы зрим,
Необходимо связано с Другим.
Подумай, где лежит предел конечный -
Тогда поймешь, где проявитель вечный.
Отдай себя во власть небытия -
В нем пролегает божья колея.
В познании немыслима беспечность:
Небытие укажет нам на вечность!
Воистину, едино божество,
Во всем, что есть, - одно лишь естество.
«Кадамбари» Баны (VII в. н. э.) — выдающийся памятник древнеиндийской литературы, признаваемый в индийской традиции лучшим произведением санскритской прозы. Роман переведен на русский язык впервые. К переводу приложена статья, в которой подробно рассмотрены история санскритского романа, его специфика и место в мировой литературе, а также принципы санскритской поэтики, дающие ключ к адекватному пониманию и оценке содержания и стилистики «Кадамбари».
В сборник вошли новеллы III–VI вв. Тематика их разнообразна: народный анекдот, старинные предания, фантастический эпизод с участием небожителя, бытовая история и др. Новеллы отличаются богатством и оригинальностью сюжета и лаконизмом.
Необыкновенно выразительные, образные и удивительно созвучные современности размышления древних египтян о жизни, любви, смерти, богах, природе, великолепно переведенные ученицей С. Маршака В. Потаповой и не нуждающейся в представлении А. Ахматовой. Издание дополняют вступительная статья, подстрочные переводы и примечания известного советского египтолога И. Кацнельсона.
Аттар, звезда на духовном небосклоне Востока, родился и жил в Нишапуре (Иран). Он был посвящен в суфийское учение шейхом Мухд ад-дином, известным ученым из Багдада. Этот город в то время был самым важным центром суфизма и средоточием теологии, права, философии и литературы. Выбрав жизнь, заключенную в постоянном духовном поиске, Аттар стал аскетом и подверг себя тяжелым лишениям. За это он получил благословение, обрел высокий духовный опыт и научился входить в состояние экстаза; слава о нем распространилась повсюду.
В сборник вошли лучшие образцы вавилоно-ассирийской словесности: знаменитый "Эпос о Гильгамеше", сказание об Атрахасисе, эпическая поэма о Нергале и Эрешкигаль и другие поэмы. "Диалог двух влюбленных", "Разговор господина с рабом", "Вавилонская теодицея", "Сказка о ниппурском бедняке", заклинания-молитвы, заговоры, анналы, надписи, реляции ассирийских царей.
В сборнике представлены образцы распространенных на средневековом Арабском Востоке анонимных повестей и новелл, входящих в широко известный цикл «1001 ночь». Все включенные в сборник произведения переводятся не по каноническому тексту цикла, а по рукописным вариантам, имевшим хождение на Востоке.