Лейла, Кайла, Кейла и Келайла - [2]

Насчет сердца Келайлы — это не только их родительская любовь говорила. Все в деревне любили маленькую Келайлу, и все повторяли, благодаря ее за помощь и улыбки — золотое сердечко у нашей Келайлы, пусть хранят ее солнце и луна, не сходящие с небосвода.

И вот настал тот самый день. Такой летний, прекрасный, полный птичьего пения и ленивого лая дворовых собак, дальнего мычания сытых коров и пения задиристых петухов. Настал и вдруг наполнился новыми звуками. Гремели копыта коней, дудели парадные трубы, перекликались строгие голоса воинов, что скакали обок прекрасного белого коня, на котором ехал, со скукой глядя по сторонам, молодой принц, и яркий плащ развевался, хлопая его по локтям.

Белая дорога посреди пшеничных полей взвивалась клубами пыли, качались колосья, порскали в стороны птички и разбегались полевые мышки. А потом процессия углубилась в тень пышных плодовых деревьев, кони сбавили шаг, и впереди засверкала гладь озера, на берегу которого рассыпались красные крыши над белеными стенками и веселыми крылечками.

И почти на каждом крылечке сидели и стояли девушки, сверкали серьгами и браслетами, блестели уложенными волосами, сияли глазами и улыбками. И три красавицы-сестры стояли рядышком, высматривая в толпе всадников одного — самого главного, молодого и прекрасного. Синие глаза Лейлы казались еще синее от блеска озерной воды, полной солнечного света. Алые губы Кайлы были ярче розы, приколотой к плечу нарядного платья. А дивные агатовые волосы Кейлы, сплетенные в сложные косы, толстыми змеями спускались на ступени крыльца.

Принц, чье имя они учили ночами и выучили наизусть, что не так просто для деревенских девушек, поди не запутайся — Эли-Манита-Амиру — ехал без остановок, но не пропускал ни одного крылечка, обязательно отдавал легкий поклон каждой семье (ведь на это счет в королевском приказе было отдельное распоряжение), и — ехал себе дальше, оставляя за спиной расстроенных девушек. Был, как и грезилось им по ночам, совершенно прекрасен, даже обидно, что юноше в полной мере отпущено то, чего каждая девушка пожелала бы для себя. Нежное лицо, темные блестящие кудри, брови вразлет над зелеными глазами в черных ресницах, красивый рот и точеный подбородок. Правда, еще у принца были маленькие усы, без них девушки, конечно, в мечтах обошлись. Но все равно! Эли-Манита-Амиру был совершенно прекрасен, снова и снова повторяли про себя сестры, скромно взглядывая на всадника из-под опущенных ресниц. И вдруг, ахнув, все трое затрепетали. Принц натянул поводья, белый конь встал прямо напротив крыльца. Зеленые глаза посмотрели в синие глаза Лейлы, потом — на алые губы Кайлы, опустились долу, разглядывая агатовые косы Кайлы…

Откидывая плащ, принц вытащил из седельной сумки что-то. Что-то не очень понятное, потому что ноги сестер подкашивались и головы кружились — от волнения. Что там? Подарок? Кольцо?

— Ай! — вскрикнул принц, хватаясь за лоб свободной рукой.

Толпа ахнула, и замолчала. Воины подняли коней на дыбы, грозно крича и направляя во все стороны боевые луки с натянутыми тетивами.

Но принц рассмеялся, потирая лоб с красной отметиной, махнул рукой, суя в сумку то, что совсем было достал. И крикнул грозной свите:

— Все хорошо. Поехали!

Прошло два мига, а может быть, семь мгновений, кто же их считал, в таком волнении, и вернулись все звуки, что испугались чужих. Заорал петух, залаяли ленивые собачки, мяукнула кошка, собирая котят. И только вдалеке, уже за пределами деревни еле слышно удалялся топот. Принц проехал маленькую деревню и отправился дальше, ведь впереди еще поселки, хутора, деревни, городишки и даже три вполне больших города, размерами чуть меньше столицы.

Солнце и луна, сойдясь почти вплотную, смотрели с ясного неба, как замерли на крыльце три нарядные фигуры. А потом три головы повернулись, сверкающие глаза вперились в чердачное окошко, где сидела, пожав под юбку босые ноги, маленькая Келайла.

— Ты! — закричала Лейла, сверкая глазами, — ты кинула в принца камень!

— Ты! — перебила ее Кайла, и алые губы сжались в тонкую нитку, теряя цвет, — завидуешь, да?

— Ты, — подхватила Кейла, дергая заплетенные косы, чтоб сестры не наступили на них в суете, — ты нарочно сделала это, чтоб принц уехал, и не вернулся.

— И вовсе не камень, — возразила сверху Келайла, — просто сливовая косточка. Потому что — заслужил. Я…

Но сестры закричали еще громче, сжимая кулаки, а рядом с ними стояла мать и смотрела на Келайлу с упреком, а внизу у крыльца стоял отец и вообще не смотрел на дочь, отвернулся, сердясь.

— Он… — еще раз попыталась Келайла.

— Не сестра ты мне больше, — крикнула ей Лейла.

— И мне не сестра, — поддержала ее Кайла.

— Знать тебя не хочу и никогда не скажу тебе ни единого слова, — топнула ногой Кейла, наступая таки на свою косу.

— Нехорошо завидовать сестрам, Келайла, — вздохнула мать, уходя следом за дочерями в дом.

А отец так и не повернулся. Сплюнул в розовый куст и ушел, горбя спину.

Келайла заплакала, и не стала спускаться с чердака, надеясь, что к ужину ее позовут, но никто не пришел и не крикнул. Так что, она осталась там спать, с лицом, полосатым от высохших слез. Легла калачиком, прижимая к себе серую кошку, а та замурлыкала, рассказывая ей свои кошачьи утешалочки.