Левый фланг - [50]

Огневой налет начал стихать. Микола искоса глянул вправо, потом влево. Солдаты затаились в ожидании конца обстрела, — кто в воронке, кто за болотной кочкой. Густая цепь противника тоже залегла. Их разделяло полсотни метров. Что за черт, когда же немцы успели отползти? Но если бы Тишин посмотрел назад, то понял, что никто из немцев не ушел обратно, — они остались навсегда на этом безобразном поле, вперемешку с нашими бойцами, а там, впереди, была уже вторая цепь.

— Вперед, за мной! — снова крикнул Лебедев.

Тишин в два прыжка опередил начарта. Он не видел и не мог видеть, как дружно поднялись за ним другие, как справа его стали обгонять автоматчики Дубровина. Ему казалось, что он один теперь летит навстречу немцам — будь что будет! — и пули сторонятся его, жалобно посвистывая, и там, куда он бежит, надломилась вражеская цель, мгновенно образовав просвет. Да нет, это совсем не страшно, когда идет атака. Лиха беда — оторваться от земли, а дальше ты во власти ветра боя, который вмиг подхватывает тебя, как парус, и мчит куда попало — на отмель смерти или на скалу бессмертья.

Микола и не заметил, что на помощь артиллеристам встали партизаны. Рядом с мужчинами шли женщины — не санитарки, не поварихи, не связистки, а самые настоящие стрелки. И появление их среди мужчин все разом переменило на поле боя. Казалось, это идут не простые земные женщины, а богини победы.

Микола увидел партизанок лишь тогда, когда цепь противника внезапно заколебалась. Он с маху, как убитый, ничком упал в мелкую воронку, чтобы перезарядить свой автомат. Сербки, идущие в контратаку, поразили его сильнее шальной пули. Он даже не мог встать сразу, ошеломленный тем, что это женщины такие же, как его сестра Оксана. И она пошла бы вместе с ними, готовая погибнуть или победить. Что бой в сравнении с проклятой виселицей?.. Тишин вскочил и, умеряя шаг, выбирая цель, начал бить по немцам на рассчитанном ходу…

Немцы отхлынули.

Строев опустил бинокль, вытер пот со лба и оглянулся. Позади него стоял наштадив.

— Что у вас, Дмитрий Павлович? — охрипшим голосом спросил Строев. В другое время он бы удивился такому редкому гостю на НП. А сегодня ничто уже не могло удивить его.

— Я приехал с документами, — сказал Некипелов.

— Боевой приказ?

— Нет. Распоряжение по кадрам. К сожалению, генерал все нездоров.

Это были выписки из приказов по личному составу: майор Зотов срочно отзывался в штаб фронта для направления на учебу в академию, а капитан Лебедев — в Белград, в распоряжение Верховного командования НОАЮ.

— Почему не доложили раньше? Эх, вы!.. — Строев вызвал к телефону Мамедова и приказал откомандировать капитана Лебедева в штаб дивизии, временно назначив на его место кого-нибудь из артиллерийских офицеров — по своему усмотрению.

Он бросил трубку и стоял молча, стараясь подавить вспышку гнева.

— Я собирался доложить генералу…

— Идите.

Начальник штаба поджал тонкие губы — час от часу не легче! — и пошел к своему автомобилю, который ждал на обратном склоне изрытого воронками холма. Невдалеке грохнула увесистая мина. Никто на НП даже не пригнулся, а Некипелов с явным опозданием неловко припал к земле, но тут же вскочил, сделав вид, что споткнулся на бровке чертовой воронки, и с показной, демонстративной храбростью зашагал дальше, как ни в чем не бывало.

Строев сейчас испытывал к нему брезгливость. Он отвернулся, стал бесцельно рассматривать передний край, слегка затянутый ранними сумерками.

Утром чуть свет позвонил Бахыш.

— Отправили Бориса? — немедленно поинтересовался Строев.

— Борис тяжело ранен, товарищ одиннадцатый…

— Когда, как?!

— Только что. Он уже было направился в штаб дивизии. Все радовался, что остается в Югославии инструктором у партизан… Наверное, снайпер…

— Неужели ранен тяжело?

— Да, под левую лопатку. Лежит без сознания. Отправляем в медсанбат.

— Сию же минуту! Слышите! Возьмите любой виллис у артиллеристов. Не теряйте ни минуты!..

Строев присел у телефона… Борис, Борис, как не повезло тебе, дружище. Но надо выжить, выдюжить, непременно. В грудь — это не очень страшно, если бьется сердце. Должна выручить молодость. Лишь бы ты преодолел критический барьер, а там увезут тебя в тыловой белградский госпиталь, и Неда, твоя Неделька, обязательно выходит, поставит на ноги…

— Иван Григорьевич, — тронул его за локоть командующий артиллерией дивизии, — прибыл офицер связи от штаба Пролетарского корпуса.

— Иду, — и он направился в землянку вслед за подполковником Сосновским.

Через час на НП появился генерал. У него был вид совершенно больного человека. Строев сказал ему:

— Напрасно вы не отлежались как следует.

— Нет уж, хватит, мне сегодня получше… А то скажешь потом, что воевал один, — в шутку добавил он.

Но никто не улыбнулся, и комдив перешел на свой обычный тон:

— Поезжай, Иван Григорьевич, на командный пункт, отдохни немного.. Только не очень здорово ругай там Некипелова. Старик и без того переживает, что вовремя не доложил приказ о Лебедеве.

— Переживает? Его счастье, что на войне трудно отличить злой умысел от доброго намерения.

Бойченко сдержался, чтобы не привлекать внимание офицеров к своему разговору с заместителем. «Ишь ты, — подумал он, когда уехал Строев. — Чувствует поддержку сердобольного комкора».