Левый фланг - [102]

Тишин бросился к Нефедову.

— Постой, Коля, дай перевести дух, — мягко и тихо сказал помкомвзвода.

Но Микола знал, что медлить в таких случаях никак нельзя, и, расстегнув ремень, откинул полы шинели, чтобы сделать перевязку.

— Не надо, — строже повторил Нефедов.

— Как это не надо? Ты что?

— Ни к чему. Я все равно умру… Возьмешь в моей сумке адрес, напишешь домой, жене. Все опиши подробно, не поленись, браток…

— Да что ты, в самом деле?!. — Микола вовсе растерялся, глядя на этого сухого, жилистого человека средних лет, раскинувшего руки на черной проталине около разбитого орудия.

— Ты уж не береги зла, Коля, не надо. Характер у меня дурной, всю жизнь маюсь со своим характером…

— Какое еще зло, опомнись!

Подошел командир дивизиона капитан Абрамов. Подбежала санинструктор Клава. Она осмотрела старшину, горестно покачала головой и распрямилась.

— Нужна срочная операция, — полушепотом сказала она капитану.

Командир дивизиона поискал глазами среди солдат, кого бы послать с Нефедовым, и остановил взгляд на Миколе.

— Сержант, отправляйтесь в медсанбат!

— А как орудие?..

— Все равно оно вышло из строя. Ну, живо! Сдадите там старшину прямо хирургу и обратно.

Нефедова положили на заднее сиденье виллиса. Микола пристроился на коленях рядом с ним, чтобы поддерживать его в дороге, и машина тронулась по разъезженному, в раскатах, венгерскому проселку.

Старшина начинал бредить. Он бессвязно говорил о каких-то буренках, на которых удирают немцы, громко здоровался с какими-то женщинами. «О чем это он?» — подумал Тишин. И вдруг вспомнил, как в такие же мартовские дни прошлого года они преследовали немцев, отступавших к Днестру. Немецкие танкисты побросали тогда свои машины в непролазном месиве и действительно на коровах пытались увезти награбленные вещи. Едва пехота освобождала новое село, как из окрестных балок появлялись женщины с веревками в руках, они протяжно звали, разыскивали своих кормильцев. Эти забытые картины и проходили, наверное, сейчас перед глазами старшины.

Виллис затормозил. На дороге стоял полковник в заляпанной грязью плащ-накидке и двое автоматчиков в шинелях, с подоткнутыми за ремни мокрыми полами. Тишин объяснил, куда и зачем следует.

— А где ваш дивизион? — спросил полковник.

Тишин объяснил, что батареи истребительного противотанкового дивизиона снялись с огневых позиций и готовятся форсировать речку в районе господского двора Майк.

— Вы что, сержант, любому встречному так подробно растолковываете обстановку?

— Я вас знаю, товарищ полковник, вы — заместитель командира дивизии.

Строев утвердительно качнул головой и посторонился.

— Там найдете майора Чеканову. Передадите ей, что я просил ее лично принять вашего помкомвзвода.

— Спасибо, товарищ полковник.

И виллис упрямо пополз дальше. И опять стоны Нефедова на рытвинах, все более короткие обрывки его бреда, мучительный отсчет расстояния до медсанбата. Встречные солдаты обходили машину стороной, даже водители встречных грузовиков уступали середину проселка, догадываясь, что с передовой везут тяжело раненного человека. Тишин впервые за полтора года ехал в тыл в самый разгар наступления и чувствовал себя трижды неловко перед этими бойцами, что шли по колено в грязи туда, на запад. Лишь бы доставить Нефедова живым, только бы не скончался он в пути.

А старшина все бредил, бредил. Старшина просил прощения у жены за то, что побил ее однажды, когда она вступилась за меньшого сына, он и к сыну обращался с тем же покаянным словом…

— Нельзя ли побыстрее, — сказал Тишин водителю.

Тот прибавил ход, но машина угодила в глубокую рытвину, залитую водой, и чуть не перевернулась. Шофер выругался, немедленно сбросил газ.

Так и ехали они по фронтовому, размешанному проселку до самого восхода солнца. Оно внезапно ударило в глаза, когда виллис, наконец-то, вытянул на гребень лесистого увала. Все вокруг заиграло утренними красками, оживилось, и на деревьях, пробуя голос, затрещали беззаботные сороки. Весь мир в одну минуту преобразился под весенним солнцем. Луч его упал на серое, землистое лицо Нефедова, который лежал теперь молча. «Неужели умер?» — испугался Тишин. Он с немым укором оглядел все это сверкающее небо Венгрии и отвернулся и от неба, и от старшины, чтобы только собраться с силами.

Дунай опять стал главной осью наступления, вокруг которой, все больше набирая ход, раскручивался огромный маховик Второго и Третьего Украинских фронтов.

Дивизия Бойченко находилась ближе всех к дунайской оси, где скорость не так сильно ощущалась, как на удаленных от центра полудужьях, но тем не менее и эта дивизия считалась не последней спицей в колеснице. Преодолевая контратаки немцев, она упрямо наступала в общем направлении на город Комаром.

Тут всюду были разбросаны мелкие помещичьи имения, которые значились на картах как господские дворы. И каждый такой двор брали с боем, как опорный пункт старого мира. Штаб дивизии кочевал со двора на двор, стараясь не отстать от своей пехоты. Начальник штаба высылал вперед группу офицеров — операторов, разведчиков, связистов, а потом, в сумерки, выезжал и сам со всем остальным  х о з я й с т в о м — отделением кадров, писарями, комендантским взводом и хозчастью. Внешне это выглядело разумно, по уставу, но кто же не знал, что Некипелов давно неравнодушен к сумеркам, когда кончается рабочий день немецкой авиации и можно без опаски, чинно и спокойно переехать на новый постоялый, то бишь господский двор. А немцы в те дни активничали вовсю, летали большими косяками с утра до вечера. Противник еще надеялся, что его  в е р т и к а л ь н а я  стратегия задержит наступающие армии на дальних подступах к Вене, и стягивал на юг последние резервы «люфтваффе».