Лев Воаз-Иахинов и Иахин-Воазов - [3]

Воаз–Иахин ничего не ответил.

— Почему ты ничего не отвечаешь мне? — спросил его отец. — Взгляни на сей плод многолетнего труда, где вырисована каждая черточка. Эта карта — не только отражение тех долгих лет моей жизни, что я провел над нею, но и жизней других людей, что потратили годы на собирание сведений, заложенных в нее. Что может быть на свете такого, чего не было бы на этой карте?

Воаз–Иахин взглянул на карту, затем на своего отца. Он оглядел лавку, опустил глаза и опять ничего не ответил.

— Прошу тебя, не томи меня с ответом, — повысил голос Иахин–Воаз. — Скажи что‑нибудь. Назови что‑нибудь, чего нет на этой карте.

Воаз–Иахин вновь оглянул всю лавку, и его взгляд упал на железный дверной засов. Он изображал припавшего к земле льва. С полуулыбкой он посмотрел на своего отца.

— Льва? — предположил он.

— Льва, — повторил Иахин–Воаз. — Я тебя не понимаю. Мне кажется, ты это не всерьез. Ты прекрасно знаешь, что львов больше нет. Тех, что жили на воле, затравили охотники. Тех же, что в неволе, сгубила эпидемия болезни, переносимой блохами. Не понимаю, что за шутку ты решил сыграть со мной. — И пока говорил он, внутри него распахнулись вдруг огромные янтарные глаза, светящиеся и бездонные. Распустились когтями мощные лапы. Возник беззвучный рык, округлый, беспредельный, словно прозрачный шар, в самой середке которого был розовый, шершавый язык и белые смертоносные зубы. Иахин–Воаз втряхнул головой. На свете больше не осталось львов.

— Я не шутил, — сказал Воаз–Иахин. — Я взглянул на засов, и он напомнил мне о львах.

Иахин–Воаз кивнул, положил карту обратно в ящик стола, прошел на заднюю половину лавки и сел за свой письменный стол.

Воаз–Иахин же поднялся в свою комнату. За окном сумерки опускались на красную черепицу кровель и пальмы на площади.

Он уселся и немного поиграл на гитаре. Вокруг него постепенно темнело, и скоро он играл в пробивающемся с улицы тусклом свете фонарей. Не здесь, сказала гитара стенам. Вне здесь.

Воаз–Иахин отложил гитару и зажег лампу на своем столе. Из ящика стола он вытащил листок бумаги, на котором был набросок карты. Большинство линий были стерты, а потом вычерчены заново. Бумага была испачкана карандашом, и оттого карта просматривалась с трудом, не то, что та, которую показывал ему его отец. Легко касаясь бумаги, он прочертил линию из одной точки в другую. После этого он стер линию и убрал карту обратно в стол. Потушил свет, лег в постель, уставился взглядом в потолок, на который падал свет снаружи, и стал слушать возню голубей на крыше.

2

Каждую ночь Иахин–Воаз видел сны, и каждое утро он их забывал. Как‑то ночью ему приснился страшный человек с ножницами вместо рук, о котором в детстве рассказывала ему мать. Человек наказывал тех мальчиков, которые писались во сне, тем, что отхватывал им своими ножницами носы. Хотя разве она сказала «носы»? Приснившийся Иахин–Воазу человек был огромен, горбат, весь в черном, с длинным красным носом и бородой как у его отца. Видно, Иахин–Воаз в чем‑то провинился, и вот теперь жуткие ножницы должны были отхватить ему руки–ноги. «Это совсем не больно», — успокоил его человек. — «Ты даже будешь рад избавиться от этих тяжеленных членов, которые тебе приходится таскать на себе». Когда он отрезал Иахин–Воазу левую руку, звук был такой, точно резали бумагу, и не было никакой боли. Но Иахин–Воаз вскрикнул: «Нет!» и проснулся с бьющимся сердцем. Потом он заснул снова. Наутро он все еще помнил свой сон. Жена его готовила на кухне завтрак, а он сидел на краешке кровати и пытался вспомнить, сколько лет прошло с тех пор, когда он проснулся с эрекцией. Он так и не смог вспомнить, когда это случилось последний раз.

Спустя несколько месяцев Иахин–Воаз заявил, что уезжает в научную командировку на одну–две недели. Он уложил планшет с картами, чертежные инструменты, компас, бинокль и прочее снаряжение, которое он обычно брал с собой в дорогу. Напоследок он сказал, что в соседнем городе его ждет топограф, с которым они собираются пойти вглубь страны. После этого он сел на поезд, следующий в порт.

Прошел месяц, а Иахин–Воаз не возвращался. Воаз–Иахин открыл тот ящик, в котором хранилась карта карт. Ее там не было. Вместо нее там лежала купчая на дом и банковская книжка. Дом и средства на счету были переведены на имя жены Иахин–Воаза. Половины средств не доставало. В ящике лежала записка:

Ушел искать льва.

— О чем это он? — спросила жена Иахин–Воаза. — Он что, совсем свихнулся? Львов и в помине не осталось.

— Он ищет льва не такого, как вон там, — сказал Воаз–Иахин, указывая на дверной засов. — Он имеет в виду что‑то другое. И он забрал с собой карту, которая предназначалась мне.

— Он и половину наших сбережений забрал, — сказала его мать.

— Если мы до сих пор обходились без них, — ответил Воаз–Иахин, — то как‑нибудь обойдемся и без той половины, что он забрал.

Так лавка со всем ее содержимым перешла к Воаз–Иахину и его матери, и стал Воаз–Иахин в свободное от занятий время продавать карты и совместно со сборщиками информации, топографами и чертежниками работать над особыми заказами. Как и его отец, он постепенно узнал о многих вещах, что разыскивают люди, и местах, где их можно отыскать. И та карта, которая была обещана ему его отцом, часто приходила ему на ум.