Летят сквозь годы - [5]

Когда ей приходилось оставаться дома и играть во дворе, она боялась мальчишек. Никому не мешала — приткнется где-нибудь в сторонке и наряжает тех же бумажных кукол. А мальчишки подберутся, схватят ее бумажки, изорвут и, если она зальется слезами, дразнят:

— Рева-корова, рева-корова…

Дергают за косы, толкают.

Однажды соседский мальчишка Шурка так толкнул, что Таня упала. Ударившись затылком о камень, она не сразу смогла подняться, сидела на земле посреди двора и, как никогда раньше, громко кричала. Ребятня сразу отхлынула; девочка осталась одна, несчастная и жалкая, впервые отчаянно, во всеуслышание заявляющая об этом.

Может быть, на крик, а может, и просто так вбежал во двор Витька Кирьянов, лучший дружок Шурки, такой же заводила. Таня вся сжалась и, давясь рыданиями, уставилась на подходившего мальчика, ожидая нового удара. Витька деловито спросил:

— Это кто ее?

Шурка хвастливо откликнулся:

— Это я ее, Вить. Бей и ты. Она рева-корова!

И вдруг тот самый Витька, который не раз обижал Таню, бросился на Шурку и свалил его с ног. Завязалась драка. Витька выкрикивал:

— За что бил? За что, спрашиваю? Кого осилил?!

После одержанной победы Витька, весь вывоженный в пыли, в разодранной рубашонке, довольный, подошел к Тане и заявил:

— Пусть только тронет еще, я ему не так надаю!

Неожиданная защита резко изменила Таню, придала ей смелости и даже какой-то уверенности в себе, будто наказавший ее обидчика Витька поделился с ней своей доброй силой. Бумажные куклы потеряли для девочки всякий интерес; она присоединилась к шумливой и беззаботной ребячьей ватаге, начала играть в общие игры. Излюбленными местами игры в казаки-разбойники были лабазы, берег реки и бульвар.

В то время Болотная улица кишела разномастной толпой. В большом доме на первом этаже размещался ломбард, в верхних этажах — гостиница. Во всю длину улицы выстраивались извозчики, привозившие или увозившие каких-то толстопузых дяденек, которых называли нэпманами. Днем и ночью тут стоял шум и гам: ржали лошади, стуча копытами, тарахтели колеса по булыжной мостовой, со звоном и грохотом проносились трамваи. На Болотной площади был рынок и лабазы — каменные и деревянные, без окон, с широкими железными дверями-воротами. За трамвайной линией, вдоль берега Канавы, как называли жители водоотливный канал, тянулся бульвар со старыми кленами, ясенями и липами. На бульваре тоже было многолюдно; иногда останавливались даже табором цыгане, раздавались протяжные песни, звуки бубна, гитары.

После казаков-разбойников обычно наступал тихий час. Ребята усаживались где-нибудь на берегу или на бревнах, а чаще всего на крыше сарая во дворе, прямо против Таниных окон, и рассказывали друг другу разные истории. Вот тут-то Таня сразу заняла центральное место, оказавшись самым интересным рассказчиком. Она привыкла вслушиваться в разговоры взрослых. Больная Елизавета Федоровна или делавшая что-нибудь по дому Мария иногда старались занять Танюшку пересказами всяческих библейских притч и житий святых. Все услышанное причудливо переплеталось в душе чуткой и умной девочки, и рождались такие истории, что стоило Тане начать рассказывать, как ребята сразу замолкали и сидели завороженные, затаив дыхание.

Тихий час выпадал летними поздними вечерами, когда надвигающиеся лилово-синие сумерки усиливали необыкновенность впечатлений.

3. «АЙ ДА МЫ!»

В одном из старых лабазов на Болотной площади оборудовали красный уголок. Здесь стали собираться ребята со всех ближних улиц: пели песни, играли в шашки, шахматы, читали стихи, рисовали плакаты, выпускали стенную газету, строили разные модели. Малыши не мешали этой веселой суете; они сидели чинно, молча, с любопытством взирая на танцующих девочек, на что-то клеящих и строящих мальчиков.

Танин путь в школу проходил мимо лабазов, по Подкаменному мосту — в Старомонетный переулок. В школе № 12 училась Таня с подружкой Марусей Перемотиной. Жили они в одной квартире, вместе ходили в школу. И уж, конечно, не могли утерпеть, чтобы не заглянуть в красный уголок. Таня иногда успевала даже на больших переменах сбегать туда, узнать новости. Особенно взволновало ее появление у некоторых ребят постарше красных галстуков: это организовался пионерский отряд. Вожатым отряда был комсомолец Полянский.

Таня отправилась к Полянскому, сказала, что тоже хочет вступить в пионеры.

— А как же церковь? — спросил Полянский. — Ты же ходишь молиться богу. А пионеры не ходят в церковь, не верят в бога.

— Я не пойду больше в церковь.

— Ну хорошо. Не будешь ходить в церковь — примем и тебя в пионеры.

После этого разговора Таня стойко выдерживала домашние бури, которые почти каждый день разражались, потому что в церковь она отказалась ходить наотрез, сказав: «Никакого бога нет! Хватит с меня ваших аллилуев!»

Вскоре Таня стала пионеркой. Ее друзья — Маруся Перемотина и Витя Кирьянов тоже записались в пионерский отряд вопреки строгому запрещению религиозных родителей, У ребят появилась строжайшая тайна, которая еще больше сдружила их. Все свободное время они проводили в красном уголке, а когда возвращались домой, прятали галстуки в заповедном местечке под лестницей парадного хода.