Летучий голландец - [7]

Стекла иллюминаторов разбивались вдребезги, и это было красиво, и получался мелодичный звон, и это было приятно для музыкального слуха Фенелона.

Пирос больше не стрелял.

Он размахивал своей саблей и смешил противника сказочными оскорблениями. В этом тоже был свой глубокий смысл: пираты хохотали в воде, рты у них были постоянно раскрыты от хохота, они не спасались, а все захлебывались и тонули.

Изумленный такими действиями малютки-парусника, пиратский флот дал залп в воздух из четырнадцати тысяч оставшихся орудий.

Пиратский флагман поднял флаг: «Погибаю, но не сдаюсь».

Бомбардировщики уже нацелили авиабомбы.

Бомбардиры уже скоординировали четырнадцать тысяч прицелов на «Летучий Голландец».

Торпедисты уже держали пальцы на кнопках спусковых механизмов торпед.

Но недаром после оглушительного залпа в воздух кок Пирос дал команду: «На абордаж!»

Все абордажные крючья были заброшены Фенелоном на все неприятельские корабли.

Семьдесят девять храбрых и одиннадцать исступленных «голландцев» уже перепрыгивали в дыму и в пламени на пиратские стервятники.

Фенелон уже был на флагмане. Он разбивал кулаком головы офицерскому составу.

Раненых не было, доктор Амстен взобрался на фок и с непостижимой быстротой метал в неприятельский флот скальпели. На авианосце уже трудился при помощи своей сабли Пирос. Его белая голова порхала по палубам, как одуванчик.

В ярости и гневе матросы рубили дамасскими кинжалами релинги подводных лодок. Самые неистовые взрывали артиллерийские погреба и взрывались сами.

Пять матросов поливали из брандспойтов совершенно озверевшего льва Маймуна. Если бы они не охлаждали страсти Маймуна, то неизвестно, какими чудесами героизма порадовал бы лев команду «Летучего Голландца» и огорчил бы личный состав пиратского флота.

А бедняга Сотл, большой и миролюбивый мечтатель, стоял один и беспомощно и потерянно озирался и шептал какие-то потусторонние слова. Вид крови помутил разум Сотла, у него время от времени начиналась рвота.

Но Маймуна все же пришлось спустить с цепи — враг тоже не дремал: несколько сот пиратов перебрались на почти безлюдный парусник и, как и все враги, начали мародерство и безобразия.

Гамалай напился до неузнаваемости, он вошел в гущу врагов, и они его не узнали. А Гамалай с большим успехом расстреливал пиратов одного за другим из кольта с глушителем.

Многие пираты окружили красный гамак. В гамаке лежал прекрасный боцман Гамба. Его усы кто-то украсил цветами. Тело миллионера билось, как пульс, а ресницы тикали, как часы. Пираты разговаривали на хорошо знакомом пиратском диалекте. «Он жив»,— сказал один пират, прислушиваясь к боцману. «Нет, он мертв,— сказал другой пират,— он бьется, но не дышит. Он умер и его заспиртовали». И тогда сказал третий пират: «Нет. Он не жив. Но и не мертв. Он пьян»,— сказал третий пират, и он сказал истину.

Лавалье и Ламолье побежали по тросам на помощь Пиросу. Лавалье бежал с мортирой в правой руке, как с кольтом. Но на тросах гиганты поссорились и побежали на свои реи. Теперь они бегали по реям и делали выпады. Враги с интересом наблюдали дуэль и подавали профессиональные советы.

Когда Маймуна спустили с цепи, он сначала смахнул с палубы своих матросов с брандспойтами, чтобы они не мешали, а потом стал рвать и метать.

Кровь врага была ему по колено, а трупы врага хорошо пахли.

Пиратам не посчастливилось: от семисот матросов, которые оккупировали корабль, осталось не более семи. И эти упали за борт и один за другим тонули.

Маймун успокоился.

Теперь он самостоятельно встал на нос корабля и опять притворился символом.

— Молодец! — кричал с авианосца Пирос. — Тринадцать порций свинины с вином на ужин!

Маймун мурлыкал и нехорошо облизывался.

— Где адмирал? — кричал одуванчик.— Я, Пирос, ангел ада, вызываю тебя на добросовестный поединок! Где ты, малютка-гнида? Явись, соломонид!

И когда пиратские мортиры вспыхнули, чтобы выдохнуть снаряды, совсем рассеялся дым от залпов.

И пираты увидели: на бизани развевается неприкосновенный и страшный флаг «Летучего Голландца»!

Помимо символического значения, флаг отличался незаурядной художественной красотой.

— «Летучий Голландец»! — завопили в ужасе пираты.

Многие утонули тут же без лишних слов.

Многие превратились в самоубийц.

Бомбардировщики вспорхнули и улетели очень далеко.

Подводные лодки опустились на самое дно.

Многие лодки взорвались сами.

Многим помогли взорваться соседи.

Все остальные корабли опустили веселый пиратский роджер и подняли белый флаг. Это было и грустно и смешно: ведь у пиратов не бывает белого флага, и они привязывали к клотику первое попавшееся белье.

Никто уже не сопротивлялся. Победа была не самостоятельной, а при помощи легенды о «Летучем Голландце».

И в этом был виноват пассажир и философ Дании.

Это гусиная лапка Дании случайно задел ногой флагшток, и флаг поднялся.

С бешеными ругательствами и с веревкой в зубах Пирос карабкался на бизань, чтобы без промедления повесить незадачливого пассажира.

Создалась многообещающая ситуация.

Ее развязка была бы всем понятна и приятна, если бы в этот момент не вышел на палубу капитан Грам. Капитан вышел из кают-компании, где опять не нашел гитариста. Грам был в кожаных шортах и в турецких туфлях на босу ногу.