Летучий голландец - [5]

— Куда? — спросил Фенелон.

Это был самый несомненный разгильдяй на корабле «Летучий Голландец»: пьяница, бабник, хулиган, сутенер, шулер, ходил босиком, ругался, хамил, играл на барабане, гангстер, читал Библию, писал письма — в общем, личность еще та.

Это его, Фенелона, хотели повесить на рее, и никто не понял, как это получилось, что повесили дисциплинированного матроса Бала, который не пил и вообще ничего не делал, а только поддерживал капитана и Дания.

Бал поддерживал капитана и Дания под мышки, когда они напивались.

Тогда на шею Фенелона уже надели веревку, но одуванчик Пирос принес бочонок бренди, все быстренько напились, и повешенным оказался замечательный и исполнительный матрос Бал.

Многие потом горевали.

Хотели еще раз повесить Фене лона.

Но каждый подумал о себе.

— Мы плывем уже много лет — и, как вы все понимаете, приплывем,— сказал Дании.

— Куда? — спросил Фенелон.

— Я же обстоятельно объяснил: к счастью.

— Спасибо,— поклонился Фенелон.— Мы плывем, и все корабли от нас убегают. Все корабли, весь флот боится «Летучего Голландца».

— Нет, мы плывем вперед и все на нас надеются. — Надеются, что мы утонем и нечего будет бояться.

Матросы ели кильку белую, как вермишель, и куски шоколада, большие, как куски торфа. Сорок матросов и все сорок с усами.

Пятнышки солнца влетали в иллюминатор и летали по кубрику.

У всех было солнечное настроение.

Даний опустошил бутылку бренди.

— Постарайтесь не напиться,— попросил Дании, указывая на пустую бутылку.

— Постараемся,— пообещали матросы.

На этикетке международный художник-реалист нарисовал голую бабу — звезду экрана. Ее костюм состоял из трех перышек: два перышка на сосках и одно такое же птичье — пониже. Фенелон внимал силлогизмам Дания и с глубокой грустью рассматривал пустую бутылку и этикетку на ней.

— Что такое мамонт? — спросил Дании.

— Мамонт — полезное ископаемое,— сказал Фене– лон.

— Была археозойская эра,— сказал Дании— Были высокие температуры и давление воздушного столба. На этом этапе и возник живой белок. Он дал начало первым живым организмам, наипростейшим.

— А из чего возник белок? — спросил Фенелон.

— Это тебя не касается,— ответил Дании. — Хоть ты и умник, а это — наука. Тысячелетия шли и шли Так настала протерозойская эра. Самыми высокоорганизованными животными в ту пору были трилобиты. Последний представитель этой расы — перед нами,— Дании указал на Фенелона.— Перестань рассматривать голую бабу, ты, трилобит.

— Пускай рассматривает, а мы, матросы, хотим накапливать свои знания! — сказали матросы.

— Протерозойская эра происходила около 600 миллионов лет. Но для нашей истории — это пустяки и смехотворное число, как и палеозойская эра, мезозойская эра и все их пресловутые периоды. Нам нужна последняя, кайнозойская эра. Эта-то эра нам и нужна. Тогда улетели на юг птеродактили и птерозавры. Уползли парейазавры и зверозубые иностранцевии. Уплыли ихтиозавры и головоногие моллюски. Убежали рептилии-диплодоки, тираннозавры-рексы и махайродусы. Так они все вымерли, потому что хоть и на теплых территориях, но — на чужбине. Тогда, откуда ни возьмись, появились неандертальцы. Они много миллионов лет шли вокруг всего земного шара за гейдельбергским человеком, они шли и не отставали от него ни на шаг, и вот пришли. Гейдельбергский человек стал отныне лишь наглядным пособием для науки палеонтологии. Труд стал делать человека. Человек стал делать каменный топор. Каменный топор стал делать свое дело. Человек убивал каменным топором мамонтов, человек убивал человека. Это был осмысленный труд и серьезное существование. Мы сидели на ледниках и варили сосновые иглы и шкуры. И вот поучительная история пчелы. Пчела улетела в Африку и в Сахаре опустилась. Но в пустыне пески, и бедняге было не добраться до прекрасных джунглей. Тут-то и началось преобразование видов и видообразование. Всем нам известно, что пчела — полосатое животное. Двести пятьдесят лет пчела приспосабливалась к жизни в пустыне. Она сняла свои прозрачные крылья, и они улетели еще южнее. Тело ее стало постепенно вытягиваться, голова — распухать от тяжелых климатических условий. Так пчела превратилась в полосатую змею — в кобру. Жало пчелы стало жалом змеи. Но сколько ни ползла змея к прекрасным джунглям — ничего не получилось. На помощь пришла природа. Прошло еще двести пятьдесят лет, и тело кобры увеличилось в размерах, ее хвост оброс волосами, у нее выросли ноги, а на ногах копыта, и морда стала с двумя ноздрями, и в глубине морды выросли зубы. Кобра стала полосатой зеброй. Зебра быстро добежала до прекрасных джунглей и присмотрелась. Но прекрасные джунгли оказались не так прекрасны. Они кишели змеями, крокодилами, носорогами, пятнистыми пантерами и прочей прелестью. Тогда пчеле пришлось опять видообразоваться. В общем то это было менее трудное дело. В джунглях шла борьба за существование. Там нужны были клыки, когти и мускулатура. Двести пятьдесят лет зебра упражнялась. И не без успеха: клыки у нее увеличились, когти появились, мускулатура развилась — главное, что не надо было менять, как и прежде, шкуру. Шкура осталась полосатой: зебра стала тигром. В какое животное она разовьется еще через двести пятьдесят лет — науке неизвестно. Так. Но все не так у людей. Развитие человечества шло скачками. Люди как-то выскочили из ледников. Они стали — полюбуйтесь на себя! — не люди, а красота! У вас ведь совсем современное мышление и подсознательные элементы! Вы ведь все с большими усами. И вы тоже: сидите, сидите в своем леднике, а потом возьмете и сделаете по собственному желанию скачок на мачты. А на мачтах — и солнечная современность, и голубой космос!