Летучий голландец - [6]

— И качается повешенный матрос Бал,— добавил Фенелон.

— Пустяки. Он покачается и упадет в море.— Дании совсем воодушевился. — Нет, Фенелон! Мы уже не те, что были вчера, и море уже не то, и корабль не тот. Все корабли так или иначе плывут к счастью, но приплывем лишь мы, а они — нет. А все потому, что конструкция нашего корабля намного превосходит конструкции всех остальных. И наш корабль все идет по курсу! По сравнению с 1410 годом, со времени битвы при Грюнвальде, наш корабль дает на 7 узлов больше, чем давал!

— Ого! Это и есть прогресс! — восхитились мат росы.

— Но прежде наш корабль плыл без цели — он просто плыл и плыл. Теперь у нас появилась цель — мы плывем к счастью! — с пафосом заключил Дании.

Черные матросы.

Капитан по-своему решает проблемы Дания

Барометр, как всегда, показывал «Солнечно». Но лица у матросов понемногу почернели. Это не понравилось капитану.

— Отчего это почернели у вас лица? — спросил Грам.— От горя? От страсти? От разлуки? От зависти? От голода? Все это фольклор, все эти при чины исключаются. Больше причин я не знаю. Может быть, вы знаете? — Капитан расспрашивал матросов.

Матросы молчали.

Они ходили с черными лицами.

Тогда капитан Грам сказал:

— Я не расист, но не люблю, когда у моих матросов черные морды. Не слишком ли много отелло для одного корабля? Это что, по-вашему: ответственное плавание или хроника Шекспира? Надо бы повесить нескольких матросов с черными лицами.

Повесили нескольких. И у них лица посветлели!

— Снимайте,— сказал капитан. Матросов сняли.

— Вот, — сказал капитан с нескрываемым восхищением,— полюбуйтесь! Теперь у них лица белые, как у покойников.

— Может, они и не мертвы,— сказал доктор Амстен,— может, это у них случайное состояние, солнечный удар или летаргический сон?

— Нет, они мертвы,— сказал капитан.— Иначе бы они сами сказали, что у них. Жалко. И смешно получается: пока добьешься положительных результатов перевоспитания, индивидуум уже умер.

Рассматривая алебастровые лица матросов, капитан сказал:

— Безрадостное зрелище. Он вздохнул и добавил:

— Вешайте остальных.

Но у остальных матросов лица и так побелели от ужаса.

— Поздравляю,—  сказал капитан.— Ничего не поделаешь. Такая, как сказал бы Дании, конъюнктура.

Воскресенье. Морской бой

«Летучий Голландец» был уже окружен военно-морским пиратским флотом.

Семь эсминцев, одиннадцать крейсеров, два линкора, четыре танкера для трофеев, один авианосец, тридцать восемь торпедных катеров и девяносто четыре подводные лодки окружили парусный трехмачтовый корабль. Уже над тремя мачтами летали самолеты, из люков самолетов, как рыбы, выглядывали авиабомбы.

Старший помощник капитана Сотл успокаивал матросов.

Матросы были оживлены и успокаивали Сотла. Матросы надели красные плащи и усиленно заряжали кольты.

Фенелон принес большую гроздь крючьев для абордажа.

Пирос принес свою саблю. Длина сабли равнялась нескольким метрам, но сабля была легка, как лепесток ромашки, и удобна в употреблении.

Доктор Амстен ходил в противогазе, но снял кольчугу, чтобы ни у кого не блеснула мысль, что доктор — трус.

Даже сквозь стекла противогаза было заметно, как доктор взволнован: ему предстояло показать себя во всем блеске хирургических вмешательств.

Лавалье и Ламолье лежали пьяные у пулемета, и брызги моря сверкали на их зеленых лицах, как драгоценные камни. Их тела дымились, как бассейны гарема.

— Сейчас, с минуты на минуту, ты получишь по устам,— сказал спокойно Пирос Сотлу.— Нечего тебе всех успокаивать.

Двенадцать горнистов залегли с фауст-патронами на полубаке. Дании забрался на бизань и махал биноклем, чтобы навлечь огонь вражеских орудий на себя.

Лицо Дания было похоже на лицо беременной стенографистки: оно обрюзгло и было все в пятнах. Движения Дания напоминали предсмертные конвульсии.

Дании кричал капитана, товарища по оружию, чтобы капитан обратил внимание на отчаянное положение корабля.

Но капитан Грам был увлечен поисками гитариста, и нигде не было капитана.

Пиратский флот приближался.

Он уже полностью блокировал легендарный корабль. Пираты не подозревали, что это «Летучий Голландец», и во весь голос радовались ближайшей победе.

У Пироса горели глаза, как два голубых фонарика.

— Спокойствие, леди,— кричал Пирос, разворачивая мортиру.— Час расплаты настал! За всех безвременно повешенных на рее! За муки пацифиста Сотла! За нашу невесту Руну! За нашу кильку — мечту человечества! Огонь!

И Пирос выстрелил.

Снаряд попал в люк артиллерийского склада эсминца. Эсминец взорвался. Он раскололся надвое и стал тонуть.

Из тонущего эсминца вылетали мины. Они поражали соседние подводные лодки.

Двенадцать горнистов дали залп по крейсерам, и двенадцать крейсеров утонули в одно мгновение.

Близнецы очнулись у пулемета и стали бесперебойно стрелять по матросам-пиратам, которые еще не утонули сами. Это был проливной огонь!

Дании бросал с бизани гранаты в пикирующие неприятельские бомбардировщики. Слава Богу, все гранаты упали на корму, где пряталось несколько трусов с большими усами. Осколки ранили всех этих трусов, и Гамалай выбросил матросов за борт, чтобы больше не трусили.

Фенелон воспользовался креслом-качалкой Ламолье. Фенелон полулежал в качалке, он повесил на ленточке перед креслом двадцать два кольта и стрелял по иллюминаторам авианосца, время от времени перелистывая Библию.