Лето страха - [122]

Я напечатал то, что было продиктовано мне.

— Ну как, нормальное вступление? — спросил он.

— Я бы немного изменил.

— Как?

— Пожалуй, я бы написал: «Прошлым вечером ко мне в дом явился Вильям Фредерик Инг, пресловутый Полуночный Глаз. Сначала он убил сиделку моей жены, потом жену, а к тому времени, когда вы будете читать эти строки, также и меня».

— Нет. Не надо забегать вперед. Кое-что из сказанного тобой верно, кое-что нет. Насчет Изабеллы ты не должен беспокоиться. Ш-ш-ш-ш... А у меня только одно имя — Полуночный Глаз. Инг — всего лишь человек, который некогда существовал и — не существует больше.

Как репортер, ты должен быть максимально точным, не так ли?

— Именно так.

— Ну ладно. Следующее предложение: «Это высокий и сильный мужчина, внушающий уважение одним лишь взглядом своих темных глаз».

Я напечатал. После этого сказал:

— "Это высокий и сильный тип, которого в детстве часто дразнили и с которым никто не хотел дружить. Нормальной жизни в семье у него фактически не было. А потому уже в раннем возрасте он начал свою собственную, тайную жизнь".

— Нет! Если ты напечатаешь хотя бы слово из сказанного, я убью тебя и закончу статью сам. Я умею п-п-печатать на машинке!

С этими словами он направил на меня пистолет, темное дуло которого как бы олицетворяло собой кромешный мрак вечности, куда, судя по всему, он, конечно же, собирался меня отправить.

— Я это просто так говорю, — сказал я. — Я не напечатал этого. Я говорю, ты — тот ребенок, которого Четвертого июля родители отшлепали за то, что он помешал им трахаться, тот, которого страшно покусали свои же собственные собаки. Ты был несчастным ребенком. И отнюдь не всегда ты был Полуночным Глазом. Почему бы не вставить и этот кусок?

— Потому что он к делу не относится.

— Может быть, объяснишь почему?

— На самом деле Полуночный Глаз был рожден этой землей. Он вовсе не стал таким, превратившись из кого-то. Он был избранным. Следующий абзац такой: «По словам самого Глаза, на протяжении практически всей своей жизни он чувствовал позывы к убийству. Начал он с убийства животных. Еще будучи молодым, он увидел, как иностранцы, те, кто явился в Апельсиновый округ только для того, чтобы делать деньги, стали насиловать эту землю. Именно тогда Полуночный Глаз осознал истинное свое предназначение».

Я напечатал абзац и стал ждать, глядя в его темные блестящие глаза.

Он продолжал:

— "По мере того, как его тело становилось все сильнее, инстинкты все настойчивее толкали его к совершению великого добра".

— Добра? Вроде убийства не похожих на него людей?

— Вроде убийства паразитов и пиявок. К очищению нашего песка и неба. Во имя сохранения равновесия на земле. Каждый живет на отведенном ему месте.

— Это я тоже изменил бы.

— Как именно?

— Я написал бы: «Он стал искать Бога, а когда не нашел, начал думать, что Бог — это он сам».

— Неправда. Я всего лишь его слуга. Напиши это! «Полуночный Глаз считает себя всего лишь слугой».

— Слугой кого или чего?

— Слугой... истории, Прогресса... я работаю... ради переосмысления того пути, которым мы выйдем из греховного настоящего.

Все это я также напечатал.

Несколько секунд Инг простоял молча, явно не находя новых слов.

— Могу я увидеть твое лицо? — спросил я.

— Гляди.

— Нет, я имел в виду — без маскарадных причиндалов.

— Ты видишь мое лицо таким, каким должен видеть его.

— И ты собираешься убить меня, не так ли?

— Да, конечно.

— В таком случае позволь мне все же увидеть твое лицо. Позволь взглянуть на того Полуночного Глаза, которого еще никто и никогда не видел. Сделай для меня такое... исключение.

Инг, казалось, задумался над моими словами. Он посмотрел на меня, потом — на свой пистолет, потом — снова на меня.

— Увидев твою жену, я понял: если оставлю ее в живых, обреку ее на еще большие страдания. Скажи, как ты вообще мог жениться на какой-то вонючей мексиканке?

— Я любил ее. И до сих продолжаю любить.

— И ты согласился бы слить свою сперму с ее яйцом?

— В нашем конкретном случае это едва ли случится.

— Это хорошо. Хорошо для того места, которое мы называем своим домом. Так, а теперь... следующее предложение: «Глаз сказал мне, что этот округ должен быть очищен, и очищен тщательно. После короткого творческого отпуска, проведенного на восточном побережье, он вчера снова вернулся сюда, чтобы продолжить свою работу. Пожалуй, как личность Глаз производит столь же внушительное впечатление, как и его щедрые, не выставляемые напоказ действия».

«Щедрые и не выставляемые напоказ действия», — подумал я. — То, что проделал он с Фернандезами. С Эллисонами. С Виннами. А теперь еще и со Штейнами. Или — со всеми несчастными животными. Или с Ди. И возможно — с Иззи. И в самом ближайшем будущем — со мной".

Внезапно на меня словно нашло озарение.

— Ты ненавидишь супружеские пары? Женатых людей?

— Я ненавижу вас всех.

— За что?

— За вашу несамостоятельность. За то, что вы так цепляетесь друг за друга. За то, что... у вас на уме только одно — материальная выгода.

— Да, ты и в самом деле презираешь наше счастье. А может, всего лишь потому, что сам никогда не был счастлив? Ты вообще-то ревнивый человек?

— Человек задуман как одинокое существо. Не зря же священники дают обет безбрачия. Женитьба — всего лишь необходимое отклонение от нормы — для продолжения рода.