Лето на Парк-авеню - [93]

– Кто тут? Кто… – он застыл с открытым ртом секунд на десять. – Вивиан. Что ты тут делаешь?

– Я Элис. Эли. Дочь Вивиан.

– Моррис, иди в студию, где был, и сиди там.

Но он не сдвинулся с места. Рут повернулась ко мне и заговорила, как бы успокаивая:

– Он то помнит, то не помнит. Путается, – она снова повернулась к нему. – Ты меня слышал, Моррис? Иди, где был, и посиди там.

Но судья подошел ко мне ближе.

– Вивиан, – сказал он с изумлением.

В глазах у него белела катаракта.

– Это Элис, – сказала Рут, снова повышая голос, словно он, к тому же, был глухим. – Это дочь Вивиан.

– О, Вивиан, – он потянулся ко мне, качая головой, и взял за руку неожиданно крепко для такого дряхлого старика. – Боже мой, – сказал он, привлекая меня к себе и обнимая. – Боже мой, боже мой, – повторял он дрожащим голосом.

В первую секунду мне захотелось высвободиться. У меня перехватило дыхание от нахлынувших чувств. Руки мои безвольно висели по сторонам. Я не знала, куда их деть.

– Я не Вив…

– Дай, посмотрю на тебя. О Вивиан. О боже. Почему тебя так долго не было? Где ты пропадала? – он взял мое лицо в ладони, и я скосила на Рут жалобный взгляд, ожидая какой-то подсказки от нее, ведь вводить старика в заблуждение было жестоко, но она не вмешивалась. – Я не знал, увижу ли еще тебя, – сказал он, не выпуская мое лицо. – Правда не знал. Все это так далеко зашло. Я не знаю, как это все так… – голос его ослаб, и я подумала, что он уже забылся, но нет. – Ты понимаешь, о чем я толкую? Понимаешь?

Я кивнула, понимая, что этот упрямый гордец пытался по-своему попросить прощения, и я невольно помогала ему загладить этот разлад между отцом и дочерью. Он заплакал, и я тоже. Когда я пришла в себя, сознание судьи снова затуманилось, и я стала для него незнакомкой, возникшей у них на пороге.

Рут отвела его обратно, в его студию, и он пробубнил:

– Скажи ей, нам ничего не нужно.

Мы с Рут выпили кофе и подошло время прощаться. Когда я спросила, как пройти на станцию, она сказала:

– Не говори глупостей. Чтобы в такой час ехать поездом. Мы вызовем тебе такси.

– Дело в том, – промямлила я, – что у меня, ну, в общем, недостаточно…

– О, Эли, могла бы прямо сказать.

Она подошла к банке в кухне, достала две бумажки по двадцать долларов и вложила мне в руку, зашикав на мои возражения. У меня в голове прозвучали слова отца: «Кажется, ты это обронила».

Когда подъехало такси, светя фарами – мы увидели его через большой эркер – Рут сказала:

– Надеюсь, мы еще увидимся.

– Я тоже.

Неожиданно она подалась ко мне и обняла.

Я не сразу ответила на объятие, боясь, что не смогу отпустить ее.

Продолжая обнимать меня, благоухая цветочными духами, она прошептала мне на ухо:

– Прости нас, пожалуйста.

Я кивнула, чувствуя ком в горле.

Таксист посигналил, и я снова попрощалась с Рут.

Когда такси подъехало к магистрали штата Нью-Йорк, таксист оплатил пошлину и взглянул на меня через зеркальце.

– Мисс? Не пойму, вы там смеетесь или плачете? Вы окей?

Я улыбнулась и провела рукой по влажным глазам.

– Я окей, – сказала я. – Более чем.

Глава тридцать первая

На следующий день я вернулась в офис «Космо» и поразилась объему работы, скопившейся за неделю моего отсутствия: от почты поклонниц и устройства очередного рекламного ужина в клубе «21» до таких поручений, как забрать у ювелира наручные «Пиаже» Хелен и отнести в ремонт ее туфли.

За столом перед кабинетом Билла Гая вместо Бриджет теперь сидела Тельма, девушка из службы временной занятости. Уже третья по счету. Тельма отличалась крупным сложением, а ее русые волосы в мелких завитушках напоминали гофрированный картон. Несмотря на приятный характер, пользы от нее было немного – она спрашивала у меня, где экспедиция, где ксерокс, как работает кофемашина и во сколько обеденный перерыв.

Если бы я работала подобным образом, я бы и дня не продержалась секретаршей Хелен. Едва увидев меня тем утром, она бросилась ко мне и обвила своими тонкими руками.

– Элис Уайсс, как же я тебе рада, – сказала она.

Эти же самые слова я услышала от нее в первый день, когда пришла на собеседование, и не могла не признать, как приятно чувствовать свою нужность.

Позже в тот день, когда я разбирала корреспонденцию, неожиданно возникли Ричард Берлин, Дик Димс и Фрэнк Дюпюи. Я сверилась с рабочим графиком Хелен, подумав, что могла что-то упустить, когда мы обновляли его, но ничего подобного. Однако, их вторжение как будто не особо озадачило ее.

– Ребята, – сказала она, сидя на софе, и махнула рукой, приглашая их. – Чем я обязана радости видеть вас у себя?

– Нам нужно обсудить август до того, как он уйдет в печать, – сказал Берлин.

– Божечки, что я натворила в этот раз? – рассмеялась она. – Если вы насчет стоимости обложки, я настаиваю на увеличении. Я не думаю, что пятьдесят центов за номер – это слишком, а при нашем бюджете, тридцать пять – это…

– Дело не только в стоимости, – сказал Берлин. – Нас всерьез заботит кое-что еще…

– О, Ричард, ты вечно чем-то озабочен. Думаю, я вам уже доказала, что знаю, что делаю.

– Что ж, – сказал Берлин, – здесь можно поспорить.

– Извини? – она села ровно и опустила босые ноги на пол. – О чем ты говоришь? Ты знаешь показатели продаж.