Лето на Парк-авеню - [95]

Я – запасной фотограф Франческо Скавулло!

– О, и кроме прочего я тебе буду платить, – он обворожительно хмыкнул. – Как насчет восьмидесяти пяти долларов в неделю?

Я ушам своим не верила. Теперь его предложение показалось слишком хорошим, чтобы быть правдой.

Деньги и реальный шанс заниматься фотографией…

Он улыбнулся, понимая, что захватил мое внимание.

– Элис, это даст тебе возможность начать собственную карьеру. Я много лет был помощником Хорста П. Хорста, ты же знаешь. Он был моим наставником.

Он предлагал мне работу моей мечты, но я знала, что не смогу оставить Хелен. Особенно после того, что ей устроил Берлин сотоварищи. Когда она не находила себе места из-за августовской обложки и неоднозначных статей, которые ей, несомненно, придется урезать. Я не могла вообразить, что будет, если я уйду и мое место займет кто-то вроде Тельмы. Как бы ни хотелось мне работать у Франческо Скавулло, я знала, что не подведу Хелен.

Я должна была поблагодарить его и отказаться, но неожиданно для себя сказала:

– Можно я немного подумаю об этом?

Всю оставшуюся неделю я только и думала о том, каково было бы работать у Франческо Скавулло, хотя уже приняла решение. Время было неподходящее. Если бы только он обратился ко мне через полгода или даже год, когда Элейн и «Космо» будут твердо стоять на ногах, тогда бы я возможно – возможно! – приняла его предложение.

Оглядываясь на то время, я затрудняюсь сказать, почему считала себя такой незаменимой. Было довольно высокомерно с моей стороны полагать, что Хелен не справилась бы без меня. Но так уж я себя настроила. Плюс она дала мне старт в карьере. Я чувствовала себя обязанной остаться с ней.

В первую пятницу после моего возвращения Элейн позвала меня к себе на ужин. Она хотела посмотреть, в каком я состоянии после похорон отца, хотя, учитывая все, что случилось за это время, мне казалось, что с тех пор прошла целая вечность.

За коктейлями в гостиной у Хелен я рассказала ей о разговоре с Фэй и о том, как познакомилась с Рут и судьей. Я все никак не могла назвать их дедушкой и бабушкой.

– Надеюсь, ты понимаешь, почему я никогда тебе ничего не говорила, – сказала Элейн и, открыв серебряный портсигар на кофейном столике, достала сигарету и закурила. – Я так ужасно себя почувствовала, рассказав тебе про беременность твоей мамы. Надеюсь, ты понимаешь, почему я ничего не стала сообщать о ее родителях. Я понимала, что Вив сделала все, что могла, чтобы защитить тебя от всего этого. Я просто не чувствовала себя вправе, тем более что я и так уже сказала больше, чем следовало.

Я сказала ей, что понимаю, хотя не была в этом полностью уверена. Когда я вспоминала некоторые наши разговоры, мне казалось, что было бы так просто, так естественно с ее стороны сказать мне правду. Но – отчасти из уважения к Элейн, отчасти по нежеланию ворошить прошлое – я ничего такого не ответила.

К счастью, нам было, о чем еще поговорить, и Элейн сделала новые мартини и принесла сырную тарелку, густой куриный паштет и ломти хрустящего французского хлеба. Она стала рассказывать, как отправилась покататься на яхте друга на Четвертое июля и они сели на мель.

– Пока мы меняли галс, – сказала она со смешком, – я не могла дождаться, когда же ступлю на твердую землю.

Я успела заметить, что второй бокал мартини всегда развязывал Элейн язык. Теперь она принялась убеждать меня сходить на «Стеклянный зверинец».

– Он еще идет в театре Брукса Аткинсона – просто чудо.

Мы еще поговорили о том о сем, и она спросила, как у меня дела на работе. Я замялась и стала бекать и мекать, допивая бокал, а потом выпалила ей о предложении Скавулло.

– Ну, это фантастика, Эли. Просто чудесно. Тебе повезло. Когда начинаешь?

– Начинаю? Ой, нет, я так не могу. Не могу оставить Хелен. Не сейчас. Я вам не говорила, что Хёрст насел на нее?

– Что ж, меня это не удивляет.

– Но они так ведут себя, словно июльского номера не было. Она продала на четверть миллиона больше экземпляров, чем в июне. Можно было ожидать, что теперь Хёрст будет доверять ей. Но они опять относятся к ней, как к новичку. Сомневаются в каждой статье, каждой фотографии, даже в будущих обложках.

Обложки. Я снова подумала о предложении Скавулло.

– Что ж, – сказала Элейн, – такая наша женская доля. Но ты за Хелен не волнуйся. Она большая девочка. Может о себе позаботиться.

Я обдумывала эту мысль, и тут зазвонил домофон.

– Да, – сказала Элейн, – пускайте его.

Когда раздался звонок в дверь, второй мартини ударил мне в голову.

– Продолжение следует, – Элейн соскочила с дивана, вышла в прихожую и кокетливо проговорила: – А я-то думала, кто это пожаловал.

Она вошла, улыбаясь, под руку с Кристофером Маком. Я подобралась, тут же протрезвев, сердце мое пустилось вскачь. Он выглядел загорелым, волосы чуть взъерошены, и, судя по глазам, он тоже не ожидал увидеть меня. Однако, я догадывалась, что он оказался здесь не случайно. Я словно попала в «Большие надежды» Диккенса, только не совсем в обычном составе: я была Пипом, Кристофер – Эстеллой, а Элейн – мисс Хэвишем, которая свела нас вместе забавы ради, чтобы посмотреть, как нас будет шарашить. Тут же меня захлестнуло влечение и тревога. Теперь я могла себе в этом признаться – я хотела этого мужчину. Но как? Как нам было перейти от дружбы к чему-то большему? И хотел ли этого он, или мое чувство не было взаимным?