Лето на Парк-авеню - [62]

– Все было прекрасно, – сказала я, убирая анкету в ящик стола, где она благополучно пролежит еще несколько недель, – но потом нарисовались ребята Хёрста и чуть все не испоганили.

– А Эрик с ними был? – спросила Марго, проходившая мимо, держа пачку папок.

– О, ну еще бы, – сказала Бриджет. – Эрик Мастерсон никогда не упустит случая покрутиться рядом с моделями.

Меня это задело. Они продолжали болтать, а я принялась разбирать почту, надеясь, что они не заметят обиды на моем лице. Когда Бриджет с Марго вернулись на свои места, я сосредоточилась на почте Хелен и, в итоге, погрузилась в чтение письма, открывать которое мне не следовало.

Дорогая Хелен,

Надеюсь, ты в добром здравии. Я уже не помню, когда последний раз говорила с тобой или получала твое письмо. Раньше ты все время писала, но в последнее время я, похоже, больше общаюсь с Дэвидом, чем с тобой. Я видела тебя в каком-то журнале, то ли «Тайм», то ли «Ньюсуик». Я была с Мэри у врача. Она была записана на тот день. Врач хочет направить Неужели они не нашли фотографию получше? У тебя там такой изможденный вид. Дэвид говорит, ты все время работаешь. Даже по выходным. Смотри, осторожней. Не забывай уделять внимание супружеской жизни. Ты совсем заморишь себя, если будешь так работать, а ты ведь не хочешь потерять Дэвида из-за работы. Если ты его отвадишь, не думай, что тебе так легко удастся найти другого мужчину. Тебе ведь можно не напоминать, что ты не Грейс Келли и не Джейн Мэнсфилд. У тебя хорошая смекалка, но ты уже добилась всего, что только можно. И, боже мой, что ты несешь в этой статье? Хелен, неужели всякий раз, как ты открываешь рот, из него вылетают непристойности? Меня беспокоит, что ты выставляешь себя в таком виде. На будущее заклинаю тебя думать прежде, чем говорить, или ты легко можешь лишиться и работы, и мужа, и остаться по уши в долгах. Кстати о деньгах, я не просто так писала, что недавно водила Мэри к врачу. Он хочет направить ее на воды, в Уорм-спрингс, но это, конечно, стоит денег и мне такое не по карману. Просто решила поставить тебя в известность. Вот клевер с ее клумбы. Нам нужна вся мыслимая удача. Молись, пожалуйста, за свою сестру.

С любовью,

Мама

Когда я дочитала до конца, мне на стол выпало около дюжины клеверов, увядших и помятых. На письме виднелась их зеленая кровь, где листочки пережали. Я взяла один, держа в пальцах хрупкий стебелек, и поняла, что он четырехлистный. Я взглянула на другой – тоже четырехлистный. Как и все остальные. Я никогда еще не видела четырехлистного клевера, а тут их было столько сразу.

Я сложила письмо, положила в него клевер и убрала все в конверт, недоумевая, как оно попало в почту поклонниц Хелен. Это было просто недоразумение, и я не сомневалась, что она меня поймет, но все же мне не следовало читать все письмо. Я должна была остановиться, как только поняла, что это письмо личное, но не смогла удержаться.

Когда Хелен вернулась с фотосессии около шести вечера, и я ей рассказала про письмо, она ничуть не расстроилась.

– Х-м-м-м, – она взглянула на адрес, написанный рукой матери на конверте. – Интересно, сколько денег она хочет с меня на этот раз, – сказала она, усаживаясь за свой стол и доставая сигареты. – Это единственная причина, по которой она пишет мне – попросить денег. Или сказать, что я делаю не так.

Интуиция у Хелен была поразительная: она угадала содержимое письма по почерку на конверте.

– Ох, мамочки, – сказала она, пробегая взглядом письмо, держа в руке клевер. – Хочешь, возьми один. Их сестра выращивает. У Мэри весь задний двор в четырехлистных клеверах. Представляешь? – она улыбнулась при этих словах. – Мама мне то и дело присылает букетик. Мне нравится засушивать и раздавать их людям, кому не помешает удача. Только вот, – она нахмурилась, – бедняжке Мэри они удачи не принесли. У нее полиомиелит.

– Нет. Я так вам сочувствую.

– Жуткая напасть. Она такая милая, милая девушка и прехорошенькая. Гораздо миловиднее меня – что правда, то правда, можешь спросить мою маму, – Хелен втянула губы и откинулась на спинку. – Бедняжка Мэри в инвалидном кресле. Наверно, неудивительно, что я чувствую вину за свое здоровье. Я все время посылаю им с мамой деньги, но это не избавляет меня от вины. Мой психоаналитик говорит, это мой крест. Но, знаешь, это из-за мамы в первую очередь – не из-за Мэри – я увлеклась психоанализом. Я люблю ее, правда люблю, но не проходит ни одного сеанса – ни единого – чтобы я под конец не говорила про нее, – Хелен стала вальяжно зевать, вытянув руки над головой. – Ты близка со своей мамой, Элис?

Ее вопрос застал меня врасплох.

– Э-э… нет, уже нет. Она умерла.

Даже после стольких лет эти слова вызвали оторопь у меня.

– О, киса. Сожалею. Это ужасно, – она отложила клевер и указала на стул перед своим столом. – Когда она умерла? Сколько тебе было лет?

– Это случилось уже довольно давно, – сказала я, присаживаясь и сглатывая ком. – Мне было тринадцать.

У Хелен поникли плечи.

– Бедняжка. Это ужасно – лишиться родителя в таком юном возрасте. Я тебя понимаю, – она светло улыбнулась. – У меня папа умер, когда мне было десять, – ее глаза затуманились. – Он погиб в лифте, это был несчастный случай.