Лето на Парк-авеню - [37]
– Не думаешь, что мы уже укомплектованы? – спросила она. – Я-то точно. Но в нем что-то есть. Пожалуй, возьмем его на заметку. На всякий случай.
Позже в тот же день я встретила Кристофера в вестибюле, когда он пришел за своим портфолио. На нем были темные брюки и вязаный свитер, волосы взлохмачены, щеки порозовели.
– Извини, – сказала я, вручая ему папку. – Она сказала, если что-то нарисуется, она позвонит тебе.
– Да ничего. Все равно ближайшие три недели я загружен под завязку.
Он улыбнулся, и я заметила, что один из его верхних клыков слегка выдается вперед. Это был единственный изъян в его внешности.
– Так, – сказал он, – Элейн мне сказала, ты фотограф.
– Начинающий фотограф, – поправила я его.
Не знаю, почему, но, с одной стороны, мне ужасно хотелось говорить с ним о фотографии, а с другой мне было неловко обсуждать с ним мою работу.
– Если не возражаешь, – сказал он, – Элейн просила, чтобы я взял тебя под крыло, обучил основам.
– Правда?
– Как смотришь насчет того, чтобы приехать на этой неделе на одну из моих съемок?
– Ты серьезно? – сказала я, не скрывая восторга. – Да.
– Это просто портреты, – он явно не хотел, чтобы у меня были завышенные ожидания. – Ничего особенного, но я тебя приглашаю. Если хочешь.
– Да, – повторила я, стараясь сохранять спокойствие. – С радостью.
– Ну, значит, хорошо, – он кивнул. – Давай в субботу утром. Мы начнем около десяти. Это натурная съемка, в Центральном парке, у Горбатого моста.
Через пять минут после того, как ушел Кристофер, началось издательское совещание, на котором были Нора, Джудит и Лин, а также кое-кто из сотрудников Хелен. Меня она тоже попросила присутствовать и делать заметки. Она настояла, чтобы все собрались у нее в кабинете, несмотря на то, что конференц-зал был свободен.
Хелен встречала всех в дверях, радушно раскрывая объятия и говоря:
– Всем добро пожаловать. Входите в мой салон.
И в самом деле, кабинет ее больше напоминал дамский салон, чем офис большой начальницы. Казалось, дня не проходило, чтобы она не украсила интерьер какой-нибудь красивой безделушкой. За месяц, что Хелен была в этой должности, кабинет заполонили мягкие игрушки, ароматические свечи и всевозможные аксессуары леопардовой расцветки. Сама она сидела в своем креслице, сбросив туфли «Роже Вивье» с массивными медными пряжками и подвернув под себя ноги. В руках она сжимала декоративную подушку с вышитыми словами: «Я не спорю, просто объясняю, почему я права». Единственными мужчинами на совещании были Билл Гай, Джордж Уолш и новый сотрудник Хелен, Уолтер Мид. Это был первый день Уолтера, и вся женская половина поедала глазами его темную густую шевелюру, щеки с ямочками и безупречную улыбку. А я сидела и думала: «Ох, как они расстроятся, когда узнают, что он гомосексуал». Уолтер этого не скрывал и не стыдился. Ему нравилось быть тем, кто он есть.
После того, как Хелен представила всем своих новых сотрудников – Уолтера, Нору, Джудит и Лин – она перешла к делу и принялась выдавать идеи для статей с пулеметной скоростью, так что мои навыки скорописи трещали по швам.
– Думаю, на обложку нужно что-то существенное, – сказала она. – Что-нибудь вроде: «Когда можно спать с бывшим твоей подруги».
Я огляделась, внутренне сжавшись. Про Хелен одно можно было сказать наверняка: когда она была в ударе, она била в самое яблочко, когда же она была не в ударе, она не попадала и в «молоко».
– И когда же это можно? – спросила Нора.
– Ну, – сказала Хелен с кокетливой улыбкой, – уверена, мы сумеем найти смягчающие обстоятельства. Или как насчет: «Десять способов обеспечить второе свидание», – прежде, чем кто-нибудь попросил ее раскрыть эту тему, она сказала: – Или так: «Десять способов заставить его сходить по тебе с ума». Вы меня поняли.
– Честно, – сказал Джордж, стряхивая пепел с сигареты, – я задаюсь вопросом, зачем здесь все эти авторы. Редколлегия предлагает темы статей, а вы утверждаете их. Не наоборот.
– Но так ведь гораздо прикольней, – сказала Хелен и отпила кофе, отмахнувшись от Джорджа, словно от комара. – В общем, говорите, кто что думает! Смерть как хочу услышать ваши идеи.
Джордж надулся, щеки его побагровели.
– Я, во всяком случае, – сказала Нора, – с радостью вышла бы поснимать на Парк-авеню. Я про этих светских львиц, обедающих в платьях от «Шанель» за сотню долларов. Думаю, все мы, плебейки, от них без ума.
О, да, Хелен одобрила эту идею.
– Элис, ты все записываешь?
Я заверила ее, что да, фиксируя во всех подробностях план Норы, как выставить на посмешище миссис Вандербильт и миссис Рокфеллер, а заодно весь высший свет Манхэттена.
Джордж сидел в стороне, ерзая в кресле, то и дело складывая и перекладывая руки, а затем и ноги. Он выкурил две сигареты подряд и после того, как Хелен подкинула еще пару идей («Когда надо имитировать оргазм» и «Как быть его сладкой киской»), он больше не смог сдерживаться.
– Могу я предложить что-то более существенное?
– К чему, Джордж? Разве может быть что-то более существенное для моих девушек, чем уяснить, как приводить мужчин в экстаз? Не говори мне, что твоя жена не мечтает применить к тебе свои чары.
Книга – крик. Книга – пощёчина. Книга – камень, разбивающий розовые очки, ударяющий по больному месту: «Открой глаза и признай себя маленькой деталью механического города. Взгляни на тех, кто проживает во дне офисного сурка. Прочувствуй страх и сомнения, сковывающие крепкими цепями. Попробуй дать честный ответ самому себе: какую роль ты играешь в этом непробиваемом мире?» Содержит нецензурную брань.
К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…
Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.
Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).
Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!
В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.