Лето на колёсах [Повести] - [27]

И они пошли.

Вначале шли быстро. Потом всё медленней и медленней. Когда приблизились к высокому крыльцу парикмахерской, Наташа совсем остановилась.

— Устала?

— Нет, мама, меня ноги не слушаются. Они не хотят идти.

— Давай я их подтолкну ладонью.

— Не надо подталкивать. Мои ноги пойдут сами. Я их уже заставила.

И Наташины ноги действительно заработали. Правда, они спотыкались о каждую ступеньку, подолгу топтались на одном месте, но всё же медленно продвигались к креслу, возле которого стояла тётя-парикмахерша.

Когда Наташа увидела у тёти в руке ножницы, то у неё ноги совсем остановились, а голова, наоборот, завертелась.

— Косы не хотят, чтобы ножницы подстригали, — заявила Наташа. — Они хотят расти дальше.

Наташу силой усадили в кресло. Тетя взялась одной рукой за ножницы, а другой — за Наташину голову. Но голова вывернулась из-под её ладони и стала качаться в разные стороны, как маятник у часов.

— Подожди. Не вертись вьюном. Посиди хоть минутку по-человечески, — твердила тётя.

Но голова не слушалась.

— Нет, я больше не могу! — отчаялась тётя.

Мать ссадила Наташу со стула и сердито сказала:

— Не хочешь подстригаться, ходи лохматой. Только в таком виде стыдно с тобой на улице показаться.

Она отвела дочь в коридор, где сидели небритые дяди.

— Сиди здесь и жди меня. Только смирно сиди. Я скоро вернусь. — И ушла, попросив одного из клиентов последить за Наташей.

«Интересно, куда ушла мама?» — Наташа спрыгнула со стула и заглянула в дверь.

Мать смирно сидела за столиком, положив перед собой руки. Тётя в белом халате красила ей ноготки. Так вот почему, оказывается, у мамы всегда такие чистые и такие розовые ноготки! Наташа раньше думала, что они сами вырастают у мамы такими раскрашенными. А тут вон в чём дело…

Наташа не вытерпела, подошла к тёте:

— И мне надо такой ноготок…

— Ноготки, девочка, мы красим только мамам.

Мама недовольно заметила:

— Нужно прежде всего голову иметь красивую, а не лохматую. В садике все смеются над твоей косматой головой.

— Я дам стричь голову, — согласилась Наташа. — Но только тётя пусть ноготок мне покрасит.

Женщина в белом халате заулыбалась:

— Ладно. Сделаю тебе розовый ноготок.

За всё время, пока стригли волосы, Наташа ни разу не пискнула. Сидела смирно, высоко подняв острые плечи. Обе ладошки она от страха прижала к груди, боялась: а вдруг будет больно?

Но больно не было. Только щекотно немножко. Наташа даже хихикнула от щекотки.

Она не отрывала глаз от большого зеркала, которое стояло перед ней. В зеркале отражалась сама Наташа с волосами, которые постепенно уменьшались, и тётя-парикмахерша с гудящей машинкой в руках. Тёмные Наташины волосы, с таким трудом выросшие за зиму, теперь клочьями падали на плечи, скатывались на пол. Только спереди, надо лбом, оставалась ровная густая чёлка.

Раньше голова была круглой, как лохматый шар, теперь вдруг вытягивалась, становилась продолговатой. И всё лицо делалось каким-то не таким, мальчишечьим. Глаза и нос — те же, губы и щёки те же, а вот лицо не то. А всё потому, что волос мало. Они теперь не топорщились во все стороны, а лежали на голове смирно и красиво.

Когда волосы были приведены в порядок и аккуратно расчёсаны, тётя выполнила обещанное. Она помазала кисточкой самый маленький Наташин ноготок. Он сразу стал розовым и блестящим, как у мамы.

Из парикмахерской Наташа шагала весело и с гордостью посматривала на свой удивительный ноготок.

Но на другой день, придя из садика, Наташа вдруг потребовала:

— Мама, отмой мне ноготок.

— Что случилось?

— В садике все смеются надо мной и зовут «Розовый ноготок». Я не хочу, чтобы так звали. Меня ведь Наташей зовут, да?

КАРАСИК С ХИТРОГО ОЗЕРА

Весной мы с Наташей ходили на озеро удить рыбу. Забрасывали удочки то в одно место, то в другое. Рыбки почти всех червяков у нас съели, а на крючок не попались.

— Вот какие они хитрые, рыбки! — говорила Наташа.

Мы уже решили сматывать удочки. И тут вдруг — дёрг-дёрг! — поплавок запрыгал на воде. Клюнуло! Я сам чуть не заплясал от счастья. Но плясать было некогда. Я потянул удочку и вытянул рыбку — маленького карасика.

Наташа обрадовалась карасику, проворно схватила стеклянную банку, в которой раньше ползали червяки, зачерпнула воды и пустила его туда. Карасик завилял куцым хвостиком и стал тыкаться ртом в стекло.

— Рыбка на улицу просится, — сказала Наташа. — Она хочет поиграть со мной.

— Карасику на улицу нельзя, — предупредил я. — Он умрёт без воды. И кошку близко подпускать нельзя. Кошка съест его.

Мы несли банку с карасиком по улице, и все прохожие спрашивали:

— Где вы поймали такого хорошего карасика?

— На озере, где водятся хитрые рыбки, — отвечала Наташа.

Когда мы пришли домой и поставили банку на стол, карасик начал метаться — то всплывал вверх, то падал на самое дно.

— Не бойся, — успокаивала Наташа карасика. — Я тебя не обижу. Я не кошка. Мы будем дружить, да?

Вечером я увидел в воде рядом с карасиком рисовую кашу и два сухарика. На дне банки лежали яблоко и полкотлеты — всё, что осталось от Наташиного ужина. Рыбка, высунув губы из воды, тяжело дышала, глотая воздух.

— Что ты наделала! — заругал я Наташу. — Ведь рыбка задохнется. Быстро смени воду. Это не рыбкина еда. Ей нужны червяки, мухи и мошки.