Лето без каникул - [59]

— Не в них дело. Доверенность я выслал. Но если Юрий получил без доверенности, то где же тогда колхозный бланк? Зачем он ему понадобился, для какой цели?

— Может быть, потерял? — сказала Нинка.

— Возможно. Кладовщики, может, сунули бумажку куда-нибудь и забыли. Надо выяснить. Так что пойдем к нему. Он еще не уехал?

— Не знаю. Может быть, и уехал.

— Тогда плохие наши дела.

Их встретила мать Юрия. Увидев Русакова, она проговорила обрадованно, но с затаенной тревогой:

— Иван Трофимович, если бы вы знали, как мы вам благодарны. Еще несколько дней — и Юрочка опоздал бы подать бумаги в университет. Но, может быть, Юра остался должен колхозу? Мы брали молоко, яйца, привозили дрова. А заработано так мало. Скажите, сколько? Деньги немедленно будут уплачены.

— Я могу видеть Юрия? — спросил Русаков.

— Ну конечно. Юра, Юрочка! Смотри, кто к нам пришел. Ну, что ты там возишься? Успеешь, поезд уходит поздно вечером. Тебя ждут Иван Трофимович, Игорь и Ниночка. — В крайней комнате что-то упало. Игнашова испуганно прислушалась. — Еще не хватало, чтобы Юрий разбил баккара. Боже мой, ну как можно быть таким неуклюжим!

Наконец Юрий показался в сенях, и удивительно: в эту минуту он был очень похож на мать. Эту схожесть ему придавали не черты лица, а такая же улыбка и встревоженность, которые заметил Игорь на лице матери.

— Юрий, нам надо с тобой поговорить.

— Иван Трофимович, если он должен, я немедленно уплачу…

— Ничего он не должен, — сказал Игорь.

— А поговорить мы бы хотели без свидетелей, — продолжал Русаков. — Пойдем на крыльцо.

— Пожалуйста, — сказал Юрий.

— Но почему я не могу присутствовать? — запротестовала Игнашова. — Я мать, а Юрочка пока еще мой ребенок.

— Мама, опять ты за свое! Ребенок, сыночек. Честное слово, надоело.

— К тому же у нас интимный разговор, — пояснил Русаков.

— Ах, интимный, — успокоилась Игнашова. — Тогда пожалуйста. Наверное, какая-нибудь девочка влюбилась. Сколько раз я тебе, Юрий, говорила: будь осторожен.

Юрий вышел в сени. За ним Русаков, Игорь, Нина. Иван Трофимович остановился в дверях и спросил:

— Юрий, помнишь, ты ездил за комбикормами. Ты получил их по доверенности?

— Наверное, хотя, честное слово, не помню.

— А ты вспомни!

— Помнить о всяких бумажках?

— Мне позвонили с базы. Там нет доверенности.

— Странно. Но я могу подтвердить, что именно мной получены комбикорма.

— Я уже подтвердил.

— Тогда, значит, все в порядке?

— Нет бланка.

— Постойте, верно, я получил без доверенности. Но потом выслал ее, — сказал, словно вспоминая, Игнашов и, видя по лицу Русакова, что тот ему не очень-то верит, развел руками. — А может быть, только хотел выслать, да забыл. Нет, нет, Иван Трофимович, вы меня не спрашивайте. Может, послал, может, забыл.

— Юрий, бланк должен быть найден.

— Боитесь, что кто-нибудь воспользуется им? Если колхоз пострадает хоть на копейку, я отвечаю. Беру заранее все убытки на себя.

— Есть убытки, Юрий, которые нельзя возместить. — Русаков внимательно посмотрел на Игнашова и положил руку ему на плечо. — Послушай, Юрий, единственно за что я боюсь — это за твою честь, за твое имя.

— Я не понимаю вас, Иван Трофимович. Потеря бланка, конечно, большая оплошность. Но при чем тут моя честь? Что вы хотите этим сказать?

— Верни бланк.

— У меня его нет.

— Нет, есть, — уверенно сказал Русаков. — Где твои документы для поступления в вуз, покажи.

Юрий вышел и через минуту вернулся.

— Вот, смотрите.

Русаков перелистал скрепленные бумаги. Заявление, аттестат об окончании школы, анкета.

— Тут не все документы. Ты изъял характеристику колхоза, которую сам написал для себя.

— Никакой характеристики я не писал! — закричал Игнашов.

— Юрий, — спокойно сказал Русаков, — эта характеристика у тебя в кармане.

— А я говорю, что никакой характеристики на себя я не писал.

— Но думал написать после подачи бумаг. Только решил сначала посмотреть, как написана характеристика у других поступающих в вуз. Верни бланк!

— Я ничего не писал, — повторил Юрий. И вдруг запальчиво бросил: — В конце концов, откуда вы все это взяли?

— Из твоего заявления. Смотри, что тут написано: «При сем прилагаю характеристику колхоза «Большие Пустоши». Теперь все тебе ясно?

— Возьмите, — устало проговорил Игнашов и, достав из кармана чистый бланк, протянул его Русакову.

— Не знал, как написать?

— Не мог, все откладывал, — ответил Юрий.

— Ну что ж, тогда придется мне, — сказал Русаков. И тут же на крыльце, подложив под бланк записную книжку, начал писать: «Дана характеристика Игнашову Юрию… — Как твое отчество? Вспомнил: — Петровичу в том, что он работал в течение всего сезона в колхозе «Большие Пустоши» в качестве слесаря-ремонтника. Свои обязанности выполнял добросовестно. Дана для поступления в университет на филологический факультет». — Пожалуй, и все. Подпись давно есть. Печать тоже. Еще надо, чтобы Шеломов как комсорг подписал. Давай, Игорь.

— Я не подпишу.

— А почему?

— Он хотел смошенничать.

— Видишь, Юрий, комсомол не хочет подписывать. А Игорь — твой товарищ. Так что делать будем? Возьми характеристику за одной моей подписью. Там все правильно. Работал? Работал! И все в порядке.

— Не надо мне характеристики, не возьму я ее.