Летчики - [16]

После обеда еще некоторое время беседовали за столом. Когда Мочалов посмотрел на часы, было около четырех.

— Мне бы не опоздать вылететь до наступления темноты, — обратился Мочалов к генералу.

— Не смею больше задерживать, — согласился Зернов, поднимаясь. — Тем более, что завтра у вас ответственный день — предстоит принимать эскадрилью.

Генерал протянул Сергею широкую твердую руку.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

— Эска-дрилья, смирно!

Команда подается протяжно, почти нараспев, но последний слог капитан Ефимков выговаривает быстро и резко, «…ррно!» — раздается отголосок за каменным зданием штаба.

Чеканя шаг, Ефимков подходит к Мочалову.

— Товарищ майор! По вашему приказанию личный состав эскадрильи собран!

Кузьма Петрович рапортует с необычной приподнятостью. На утренние построения эскадрильи Ефимков никогда не являлся таким торжественным, как сегодня. Дома он долго натирал мелом пуговицы шинели, прикалывал на погоны новые звездочки, надраивал пряжку.

— И откуда такая ретивость? — улыбнулась Галина Сергеевна.

Кузьма только головой встряхнул.

— Не отвлекай, Галю. Мне сегодня положено на уровне быть. — Натягивая на правую ногу тесноватый сапог, Кузьма Петрович неожиданно задумался: — Вот и отдаю эскадрилью под командование другого, — произнес он с неожиданной грустью, — вот и не стал комэском. Не дорос! Академию не прошел! — Кузьма Петрович закряхтел и рывком поднял голенище сапога. Галина Сергеевна складывала в это время в портфель ученические тетради. Она пристально посмотрела на мужа и, ничего не сказав, вздохнула. Кузьма встал, подошел к ней.

— Не надо грустить, — сказал он мягко, — ведь не кого-нибудь к нам комэском назначили, а Сережу. Тут нельзя давать отдушину самолюбию.

Галина взъерошила его короткие волосы, улыбнулась.

— Узнаю тебя, Кузя. Разве в этой голове может зародиться тщеславие!

…Это было утром. А сейчас Кузьма Петрович Ефимков стоит перед Мочаловым, выпрямившись, высоко вскинув голову. За его спиной — строй. Вытянувшись в одну шеренгу, замерли летчики, техники, механики.

— Здравствуйте, товарищи! — произносит Мочалов уставное приветствие, и глаза его беспокойно скользят по лицам.

— Здра-вия же-ла-ем, товарищ майор! — по слогам чеканит строй.

— Вольно! — успокаиваясь, командует Сергей.

— Вольно! — подхватывает гулким басом Ефимков.

В сопровождении Ефимкова Мочалов медленно обходит строй. Первое знакомство с подчиненными! Десятки глаз устремлены сейчас на Сергея, он хорошо это знает, потому что и сам, бывало, встречал таким же пытливым взглядом каждого нового командира. Мочалов старается запомнить каждого летчика и техника. На правом фланге его внимание привлек высокий лейтенант. На худощавом, тщательно выбритом юношеском лице зеленоватые глаза горели бойким огоньком и нисколько не дрогнули, встретившись с внимательным взглядом Мочалова — наоборот, чуть расширились и засверкали, словно хотели спросить озорно, с дерзинкой: «Ну как, товарищ майор?» И Сергей ощутил, губы у него опять шевельнулись, но не от волнения, от улыбки. Серые глаза Мочалова остались спокойными, и юноша-лейтенант, видать, тоже прочитал в них невысказанный ответ: «Я-то ничего, а вот вы?», потому что вдруг не выдержал и заморгал чаще. Нет, он определенно понравился Сергею. У Мочалова, всегда любившего в летчике подтянутость и опрятность, вызвали одобрение и ярко начищенные сапоги летчика и сверкающие пуговицы ладной шинели. Он невольно придержал шаг.

— Ваша фамилия?

— Лейтенант Пальчиков.

Сергей сразу вспомнил: он уже видел этого офицера в кабинете командира полка — Земцов отчитывал его за плохо выполненную посадку.

— Выправка у вас отличная, — заметил Мочалов, — а как с посадками? Больше не мажете?

— «Посредственно», товарищ майор, — смущенно доложил лейтенант.

— Не слишком блестяще… Буду ждать от вас большего, запомните… — Сергей двинулся дальше. На левом фланге Мочалов бегло осмотрел замыкающего. Небольшого роста лейтенант сначала ничем не обратил на себя внимания. Карие глаза из-под редких броней смотрели как-то равнодушно. Казалось, все происходящее — и построение и прием новым командиром эскадрильи — было для него делом скучным. Над верхней упрямо вздернутой губой проросла жесткая рыжеватая щетина. Вероятно, лейтенант вообще редко брился, если пришел на построение в таком виде. «Неопрятность», — отметил про себя Мочалов.

— Фамилия?

— Лейтенант Спицын.

— Вот как! — майор усмехнулся. — Слышал уже вашу фамилию. Хвалили вас за технику пилотирования. Тем более досадно, что вы в таком виде становитесь в строй. Разве не было времени побриться?

— Я вчера дежурил на аэродроме и только сменился, — ответил Спицын и покраснел.

— С вами еще кто-нибудь дежурил?

— Лейтенант Пальчиков.

— Почему же он успел побриться?

Круто повернувшись, Мочалов снова пошел к правому флангу. Не доходя до правофлангового, остановился.

— Товарищи летчики и техники! — заговорил он, заметно волнуясь. — С сегодняшнего дня вам предстоит служить под моим командованием. Впереди большие дела. Я не стану много о них говорить. Эти дела требуют и от меня и от вас одного — честного служения Родине. Буду перед вами откровенен: я никогда еще не командовал эскадрильей. Был рядовым летчиком, окончил академию — вот и все. Мне, наверное, будет трудно на первых порах. Без вашей помощи и поддержки я бессилен. У нас в армии принято считать, что успех командира — это успех его подразделения. Эскадрилья — большой коллектив. И если этот коллектив поймет своего командира, поможет ему — значит, и дела у нас пойдут успешно. И за первое место будем драться. Так, что ли, товарищи? — Мочалов оглядел строй. Увидел — у многих потеплели лица. Даже получивший замечание Спицын и тот улыбнулся. — Товарищ капитан, — обратился майор к Ефимкову, — уведите личный состав!