Летчики - [14]

— Одна четверка, остальные пятерки, товарищ генерал.

— Неплохо, неплохо. — Зернов положил на стол томик Бернса. — Ну, а личная жизнь как, детишки бегают?

— Еще нет.

— Что же опаздываете?

— Только недавно женился, — смутился Мочалов, — еще будут.

— Жена, наверное, красавица?

— Василиса прекрасная, — улыбнулся Мочалов.

— Если любишь, женщина всегда должна казаться красивой, — согласился Зернов. — Когда я тридцать с лишним лет назад женился на своей Маше, она для меня идеалом красоты была. Для других ничего особенного, скромная сельская учительница — коса, карие глаза, веснушки. Но разве другие могут так оценить, как ты, если действительно любишь? Рад, Мочалов, что у вас с семьей хорошо. — Он постучал пальцами по краю стола. — Помните, я когда-то предсказывал, что из вас хороший командир получиться может. Думаю, не ошибся. Верно ведь?

Сергей покраснел.

— Ну, ну… Я вам сейчас не комплименты говорю. Вам сколько? Двадцать восьмой? Что же, это для мужчины зрелость. Небось силы так и бушуют, а?

Зернов вновь улыбнулся тепло, ободряюще.

— Честное слово, товарищ генерал, хочется горы ворочать, — сказал Мочалов.

— Похвально. А с летной практикой как?

— Плоховато, четвертый месяц не летаю. Академия оторвала от аэродрома.

Генерал дотянулся до мраморного пресс-папье и поставил его на чернильный прибор.

— Заранее предупреждаю, что не в этом главная трудность. Не в этом, — повторил Зернов. — Насколько мне известно, вы стали летчиком-истребителем в конце войны. Помнится, когда я сдавал дивизию, вы еще летали на «Ильюшине».

— Совершенно верно, — кивнул Сергей.

— У вас не должно быть опасений, что в летном мастерстве не удастся догнать других. Я вас знаю как упорного и настойчивого человека. Надеюсь, таким и остались? Но многое изменилось в вашей жизни. До поступления в академию вы были рядовым летчиком. Если не ошибаюсь, так?

Мочалов снова кивнул.

— Сколько у вас тогда было подчиненных? Три: механик, воздушный стрелок и моторист. Настоящего опыта воспитательной работы вы не имеете.

Зернов встал и, прихрамывая, медленно прошелся по комнате.

— Итак, в двадцать семь с небольшим лет вы стали командиром эскадрильи, Мочалов. И какой эскадрильи! — Генерал выпрямился и слегка прищурил левый глаз. — Эскадрильи истребителей. А наших летчиков-истребителей народ зовет часовыми советского неба. Хорошие и красивые эти слова. Не правда ли? К вам они будут относиться особенно, потому что вы принимаете эскадрилью, входящую в состав пограничного полка. Значит, вы должны, — Зернов повысил голос, как это делает преподаватель, дойдя в своем объяснении до главного места, — должны воспитать подчиненных летчиков именно истребителями с высоким боевым духом. У каждого из ваших подчиненных своя голова, свое сердце, свои устремления. И чтобы успешно командовать, вы должны знать психологию буквально каждого воина. Вот, дорогой мой, вот, — генерал приблизился к майору и положил ему на плечо руку, потому что тот попытался встать, — думаю, силенок у вас хватит, раз горы ворочать собираетесь. Ваша эскадрилья из молодых летчиков. Но зато, посмотрите, какие орлята! Горят! Ревнуют друг друга, если речь идет о лишнем тренировочном полете. Горячие головы, хорошие, отзывчивые сердца. А все вместе — благодатная почва, на нее только доброе семя нужно командиру сеять, и всходы будут отличными. Стало быть, дело за вами, за командиром. Верно я говорю?

— Безусловно, товарищ генерал, — горячо подхватил Сергей. — Пока я в Энск ехал, много передумал, какая большая ответственность на меня ляжет. Трудное это дело — быть хорошим командиром. Трудное и почетное вместе. Это я теперь понял.

— А раньше разве не понимал? — усмехнулся Зернов.

— Нет, не то, чтобы не понимал, — замялся Сергей, — но если говорить начистоту, были у меня некоторые колебания.

— В чем же?

— Нужно ли мне, Мочалову, после войны оставаться в армии.

Седые брови Зернова удивленно взлетели вверх.

— Это интересно, расскажите.

— Дело давнее, — начал майор. — Мне и над Украиной пришлось повоевать. И вот в сорок шестом году, еще до поступления в академию, поехал я в маленький украинский городок. Стояли мы от него близко, и потребовалось обследовать место для полигона. Поручение ответственное. Для начала зашел в горисполком к председателю. Душевный такой председатель, бывший партизан, по фамилии Овчаренко. Разговорились о войне, как пострадал от нее городок. Он предложил после всех дел предпринять небольшую прогулку. И когда через час мы поехали по городку, я ахнул. Ведь что, в сущности, осталось от того городка? Руины! И как же было не поразиться тому, что я увидел в сорок шестом году! Где были одни стены да печные трубы, целые улицы выросли. На окраине — корпуса сталелитейного завода, почти готового к пуску. Смотрю и не верю, и слезы на глазах едва не пробились: «Да когда же успели понастроить?» А Овчаренко смеется и по плечу меня хлопает: «Милый летчик, понимаю твое удивление. Ты проштурмовал фашистов, улетел впереди наступающих войск дальше на запад и на время забыл про наш город. А люди, что в тылу остались, без дела не сидели». Затосковал я, товарищ генерал, после такого разговора. Детство вспомнилось, школьная мечта стать инженером-строителем, годы учебы в техникуме. Не буду от вас скрывать, захотелось тогда уйти из армии. Однажды сказал об этом Овчаренко, думал — поддержит.