Через час к штабу отряда подъехал на автомобиле Мартынов.
— Товарищ Хрусталёв, вы выслали самолёт?
— Уже около часу, товарищ командир части.
— Не знаю, не знаю, — пожал плечами Мартынов, — только что из штаба руководства звонили по телефону, никаких известий. Уже пора атаковать, но они не имеют донесений о расположении дивизиона! Вы кого послали?
— Клинкова и Голубчика.
— Товарищ командир отряда, — Мартынов еле сдерживал свой гнев, — вы берёте на свою ответственность выбор экипажа! Немедленно вылетайте лично по тому же заданию!..
Согнувшись, командир части вскочил в машину и так хлопнул дверцей, что Хрусталёв невольно зажмурил глаза. Приказав Попову готовиться к полету, он тут же отбыл на аэродром.
Андрей целиком полагался на Голубчика: впервые вылетая по такому серьёзному заданию, он побаивался одного — заблудиться. Волк, обучая летчиков технике полетов, совсем выпускал из виду занятия по аэронавигации. «Всё зависит от сноровки, — говаривал он, — хороший летчик всегда найдёт дорогу. Он должен обладать чутьём птицы. А аэронавигация — святое дело летнаба». Основное внимание Андрей вкладывал в мотор, по молодости он ещё не умел так рассредотачиваться, чтобы следить одновременно за приборами, картой, курсом направления и землёй: с этим он кое-как справлялся, но только при неослабном внимании. Ему не хватало ещё боевого опыта.
Голубчик сидел спокойно, судорожно позёвывая от скуки, и изредка посматривал за борт, не считая нужным даже сверяться с картой. На себя он надеялся, как на гору. Под крылом натянутой тетивой прошла в стремительном изгибе железная дорога — отсюда начиналась «неприятельская» территория. Голубчик подобрался, перестал зевать и переключился на полёт. Минут через двадцать он засуетился, вынул из сумки карту, начал выглядывать то за правый, то за левый борт.
— Не туда идём! Заблудились! — услышал Андрей сквозь шлем его истошный, перекрывающий шум мотора тревожный голос.
«Врезались. Осечка». Клинков полуобернулся.
— По компасу идем правильно!
— По компасу-то правильно, а по карте здесь должна быть речка, а её нету!
— Курс-то ты мне давал? — обозлился Андрей. — Куда только ты смотрел?
Голубчик виновато держал рвущуюся из рук карту. Заложив машину в крутой вираж, кружась на одном месте, Андрей рассматривал землю: сплошной массив леса, с редкими пятнами прогалин, на речку никакого намёка!
— Что же теперь делать?.. Ты — командир экипажа, принимай решение!
— Заворачивай назад!
Легли на обратный курс. Оба молчали. Солнце уже совсем выползло на деревья. Уходило дорогое время.
«С первого раза — и заблудился! Какой позор! — хмурился Андрей. — Ждал, пока носом не ткнули! Ну, а сейчас что делать?..»
Рваные облака стремились на юг. Андрей, облизывая языком сухие, обветренные губы, нетерпеливо ожидал появления железной дороги.
Вот и железная дорога. Двинули обратно. Но речки опять не нашли.
— Может, высохла? — соображал Андрей, убавляя обороты мотора.
— Когда ж ей сохнуть, дожди и дожди! — кричал Голубчик. — Она, правда, хоть и узкая, вроде канавы, но глубокая!
Покружившись минут пять, взяли направление на пункт штаба руководства: лететь к месту по своим расчетам Голубчик уже не решался. «Так хоть машину в целости доставим, а то заберёмся в дебри… Куда тут садиться: лес и лес?..»
Штаб руководства еле разыскали… Внизу беспокойно, ожидая донесений, суетилось начальство…
Южный, с тёплым дыханием антициклон расчищал небо. Легкие, алюминиевые облачка уходили за чёрную полоску далёкого леса. Умытое солнце взлетало над горизонтом. Добавляя скорости, Хрусталёв нахмуренно следил, как от струи винта высыхало влажное крыло самолёта. Настойчивый голос мотора усыплял. Внизу тянулись черные от дождя дороги и серые холсты неприветных осенних полей. Изредка он поглядывал в зеркало на летнаба: Попов возился с ветрочётом.
Хрусталёв торопился наверстать потерянное время. Но уже было поздно: из леса на дорогу выползали светло-серые жучки танков. Повернув к мосту и обозначив ракетами сброшенные бомбы, самолёт метнулся к пункту расположения штаба руководства. Успеет ли конница атаковать противника или танки прорвут нашу линию?.. Попов торопливо строчил донесение, указывая количество и направление танков. Самолёт шёл на полном газу. Дорога была каждая минута. Ах, как медленно проходит внизу земля! Хотелось выскочить из кабины и, опережая самолёт, улететь самому по воздуху с донесением! Через четверть часа решался исход сражения… Вон вдали, на бугре, показался долгожданный ветряк. Чуть правее и штаб руководства. Скорее, скорее!! Приблизившись к мельнице, Хрусталёв увидел, что над разложенными сигналами полотнища ходит самолёт и принимает донесение, а над ним кружится, судя по белым полосам на крыльях, неприятельский. «Любопытная картина, — улыбнулся Хрусталёв, — Голубчик, по-видимому, принимает донесение и так увлекся, что не видит над собой противника! А ну, держись, сарынь на кичку!» Хрусталёв ринулся на врага, расстреливая его через пропеллер пулемётным огнем.
Заметив атаку, неприятель неуклюже развернулся и угодил прямо под турельный огонь Попова. Противник был «сбит»… Хрусталёв вышел над пунктом: брошенный вымпел с донесением, вибрируя красным тряпочным хвостом, стремительно полетел к палаткам. Самолёт Клинкова (это уже различалось по голубой тройке на хвосте) поплыл домой. На синем квадрате полотнища, разложенном на траве, начали раскрываться цифры, и Попов принял шифрованное приказание: следить и доносить о продвижении танковой колонны.
