Лестница - [67]
— Очень мне надо, — попыталась воспротивиться Маша, продолжая улыбаться, но смущенной и растерянной улыбкой. — Я с пьяными не танцую.
— Это кто пьяный? Владька Чубаров? Ты чо, охренела? Блин! Да я могу выпить… выпить ведро — и ни в одном глазу. Блин! Мы, Чубаровы, сделаны из стали. Соображаешь? Ценить должна, а ты… вые… выпендриваешься. Блин!
Вырваться не удавалось. Да и ребята смотрели на них с отстраненным любопытством, чем, мол, кончится этот поединок, и ни один из них не решался встать на ее защиту. А главный соперник Владьки в их классе Лешка Семибратов, который частенько встревал в конфликты Владьки с другими ребятами и девчатами, куда-то исчез.
И Маша сдалась, надеясь как-нибудь выкрутиться.
Удивительно, но Владька повел себя неожиданно галантно: и уже не прижимал ее к себе, извинялся, когда наступал на ноги, но и не отпускал от себя ни на шаг.
— Владь, ну чего ты ко мне привязался? — пыталась Маша как-то отделаться от своего ухажера. — До этого все Нэлька да Нэлька, а тут бросил девочку посреди танца. Так настоящие мужчины не поступают.
— Да ну ее на хрен! — воскликнул Владька и расхохотался. — Отработанный материал! Соображаешь? Красивая, но дурра дуррой!
— А сам-то ты — шибко умный, что ли?
— Я-то? Я-то — будь здоров! Блин! Думаешь, если у меня одни тройки, так и дурак? Ош-шибаешь-шься! Блин! У нас в роду дур-раков нету! Запомни это, Яловичиха! Вон, про этого, как его?.. Ну, который изобрел это самое… фу ты, черт! — забыл. Так вот, он в школе едва-едва, а через несколько лет стал великим бизнесменом. Миллиардами ворочает! Соображаешь, блин?
— Мне совсем не интересно, кем ты станешь! Не щеплись, дурак!
— Я дурр-рак! Сама ты… А правду говорят, что ты еще целка? Правда или брешут?
Маша рванулась, но Владька держал ее крепко.
— Чо дергаешься-то? Чо, и спросить нельзя? А хочешь, я тебя распечатаю? Как бутылку! Ха-ха-ха! — залился он, запрокидывая голову. — Мне это — раз плюнуть. Блин!
— Хам! Скотина! — вскрикнула Маша и попыталась дать пощечину Владьке, но он успел перехватить ее руку.
Они стояли среди танцующих, некоторые пары тоже остановились, прислушиваясь.
Закончился фокстрот.
Маша снова попыталась вырвать руки из Владькиных липких пальцев.
— Пусти, кретин! Должна же я привести себя в порядок!
— Ты и так в порядке! Блин! — хахакнул Владька, но хватку ослабил. — Смотри, не исчезай! Из туалета вытащу! С толчка сниму! — погрозился он, отпуская ее руки, и опять залился громким хохотом.
В женском туалете было пусто. Лишь отойдя от двери и заглянув за угол, Маша увидела Нинку и Райку, устроившихся на диване в какой-то странной позе. При этом Нинка лежала, задрав одну ногу, и как-то нелепо дрыгала ею, точно отгоняла мух. Не сразу Маша разобрала, что к чему. Райка всем своим лицом была погружена в обнаженные груди своей подруги, зажав между своих тощих ног другую ногу Нинки, а руки ее сновали у Нинки под юбкой. Они настолько были заняты собой, так часто, взахлеб, дышали, что не услыхали, как открылась и закрылась дверь.
Маша так и замерла с открытым ртом и широко распахнутыми глазами. Конечно, она слыхала о так называемых извращенцах, «голубых» и «розовых», но чтобы вот так, да еще в таком месте, куда в любую минуту может войти кто угодно. — нет, такого она не могла себе даже представить. И она тихонько попятилась, затем спиной открыла дверь и тихо же, без стука прикрыла.
А по лесенке уже спускался Владька.
— Во! — закричал он, точно они находились в лесу. — А я за тобой! Пшли! Я тебе чо-то покажу, блин!
— Не надо мне ничего показывать!
— Ты чо, Яловичиха! Мне седня все можно! Я седня родился на свет божий! Мне седня никто… ха-ха-хах! — не имеет права отказывать! Усекла?
И он, схватив Машу за руку, потащил ее наверх.
— Пусти! — отбивалась Маша. — Не хочу я ничего смотреть! А-а! — вскрикнула она от боли.
И тут, едва они вышли в раздевалку, появились Лешка Семибратов и Толька Каретников.
— Владька, чо ты к ней привязался? — спросил с угрозой Лешка. — Тебе, чо, Фаровой мало?
— А вы кто такие, блин! Следите за мной, чо ли? Че суете нос свой в чужие дела? Хотите, чтоб оторвали? По морде захотели?
— От тебя, чо ли?
— А хоть и от меня!
Владька отпустил Машину руку, и она отскочила в сторону. В это же время мимо них быстро проскочили в зал Райка и Нинка, обе красные, будто из бани. Все проводили их изумленными взглядами.
— Ребята! Ребята! — заговорила Маша, раскинув руки. — Пожалуйста, успокойтесь! Очень вас прошу! Лешенька! Толик! Умоляю! В конце концов, я же понимаю, что…
— Иди, Яловичева! Иди! Мы тут сами разберемся! — решительно подтолкнул ее к двери в зал Толька Каретников, в то время как Владька и Лешка почти сблизились, продолжая оскорблять друг друга.
Маша бросилась к двери, влетела в зал, ворвалась в круг танцующих, крикнула:
— Ребята! Там Чубаров с Семибратовым и Коретниковым.
— Ну чего ты орешь? — спросил Денис Кругляков, остановившись со своей партнершей, спросил с такой досадой на губастом и щекастом лице, как будто ничего важнее, чем закончить танец, для него не существует.
Да и другие, притормозив, как-то неодобрительно поглядывали на Машу. И она, не ожидавшая от своих одноклассников подобного равнодушия, крикнула в отчаянии:
«Начальник контрразведки «Смерш» Виктор Семенович Абакумов стоял перед Сталиным, вытянувшись и прижав к бедрам широкие рабочие руки. Трудно было понять, какое впечатление произвел на Сталина его доклад о положении в Восточной Германии, где безраздельным хозяином является маршал Жуков. Но Сталин требует от Абакумова правды и только правды, и Абакумов старается соответствовать его требованию. Это тем более легко, что Абакумов к маршалу Жукову относится без всякого к нему почтения, блеск его орденов за военные заслуги не слепят глаза генералу.
«Александр Возницын отложил в сторону кисть и устало разогнул спину. За последние годы он несколько погрузнел, когда-то густые волосы превратились в легкие белые кудельки, обрамляющие обширную лысину. Пожалуй, только руки остались прежними: широкие ладони с длинными крепкими и очень чуткими пальцами торчали из потертых рукавов вельветовой куртки и жили как бы отдельной от их хозяина жизнью, да глаза светились той же проницательностью и детским удивлением. Мастерская, завещанная ему художником Новиковым, уцелевшая в годы войны, была перепланирована и уменьшена, отдав часть площади двум комнатам для детей.
«Настенные часы пробили двенадцать раз, когда Алексей Максимович Горький закончил очередной абзац в рукописи второй части своего романа «Жизнь Клима Самгина», — теперь-то он точно знал, что это будет не просто роман, а исторический роман-эпопея…».
«Все последние дни с границы шли сообщения, одно тревожнее другого, однако командующий Белорусским особым военным округом генерал армии Дмитрий Григорьевич Павлов, следуя инструкциям Генштаба и наркомата обороны, всячески препятствовал любой инициативе командиров армий, корпусов и дивизий, расквартированных вблизи границы, принимать какие бы то ни было меры, направленные к приведению войск в боевую готовность. И хотя сердце щемило, и умом он понимал, что все это не к добру, более всего Павлов боялся, что любое его отступление от приказов сверху может быть расценено как провокация и желание сорвать процесс мирных отношений с Германией.
В Сталинграде третий месяц не прекращались ожесточенные бои. Защитники города под сильным нажимом противника медленно пятились к Волге. К началу ноября они занимали лишь узкую береговую линию, местами едва превышающую двести метров. Да и та была разорвана на несколько изолированных друг от друга островков…
«Молодой человек высокого роста, с весьма привлекательным, но изнеженным и даже несколько порочным лицом, стоял у ограды Летнего сада и жадно курил тонкую папироску. На нем лоснилась кожаная куртка военного покроя, зеленые — цвета лопуха — английские бриджи обтягивали ягодицы, высокие офицерские сапоги, начищенные до блеска, и фуражка с черным артиллерийским околышем, надвинутая на глаза, — все это говорило о рискованном желании выделиться из общей серой массы и готовности постоять за себя…».
Hе зовут? — сказал Пан, далеко выплюнув полупрожеванный фильтр от «Лаки Страйк». — И не позовут. Сергей пригладил волосы. Этот жест ему очень не шел — он только подчеркивал глубокие залысины и начинающую уже проявляться плешь. — А и пес с ними. Масляные плошки на столе чадили, потрескивая; они с трудом разгоняли полумрак в большой зале, хотя стол был длинный, и плошек было много. Много было и прочего — еды на глянцевых кривобоких блюдах и тарелках, странных людей, громко чавкающих, давящихся, кромсающих огромными ножами цельные зажаренные туши… Их тут было не меньше полусотни — этих странных, мелкопоместных, через одного даже безземельных; и каждый мнил себя меломаном и тонким ценителем поэзии, хотя редко кто мог связно сказать два слова между стаканами.
Сборник словацкого писателя-реалиста Петера Илемницкого (1901—1949) составили произведения, посвященные рабочему классу и крестьянству Чехословакии («Поле невспаханное» и «Кусок сахару») и Словацкому Национальному восстанию («Хроника»).
Пути девятнадцатилетних студентов Джима и Евы впервые пересекаются в 1958 году. Он идет на занятия, она едет мимо на велосипеде. Если бы не гвоздь, случайно оказавшийся на дороге и проколовший ей колесо… Лора Барнетт предлагает читателю три версии того, что может произойти с Евой и Джимом. Вместе с героями мы совершим три разных путешествия длиной в жизнь, перенесемся из Кембриджа пятидесятых в современный Лондон, побываем в Нью-Йорке и Корнуолле, поживем в Париже, Риме и Лос-Анджелесе. На наших глазах Ева и Джим будут взрослеть, сражаться с кризисом среднего возраста, женить и выдавать замуж детей, стареть, радоваться успехам и горевать о неудачах.
«Сука» в названии означает в первую очередь самку собаки – существо, которое выросло в будке и отлично умеет хранить верность и рвать врага зубами. Но сука – и девушка Дана, солдат армии Страны, которая участвует в отвратительной гражданской войне, и сама эта война, и эта страна… Книга Марии Лабыч – не только о ненависти, но и о том, как важно оставаться человеком. Содержит нецензурную брань!
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Суд закончился. Место под солнцем ожидаемо сдвинулось к периферии, и, шагнув из здания суда в майский вечер, Киш не мог не отметить, как выросла его тень — метра на полтора. …Они расстались год назад и с тех пор не виделись; вещи тогда же были мирно подарены друг другу, и вот внезапно его настиг этот иск — о разделе общих воспоминаний. Такого от Варвары он не ожидал…».