Леонора. Девушка без прошлого - [2]

Она уткнулась лицом в колени, стараясь не обращать внимания на пульсирующий в голове ужас.

– Папа? – прошептала она, и нотки страха в голосе оборвали последние ниточки ее контроля над собой. Она вскочила на ноги, отчаянно вглядываясь в темноту. – Папа? Папа! – Она задыхалась, голос звучал хрипло, превратив слова в заунывный стон. – Папа!

Взошла луна.

Прохладный воздух сотрясался от слез и рыданий. Эхо подхватывало и, смешивая со стрекотом насекомых, разносило зов потерявшегося в пустоте ночи ребенка, умоляющего о помощи.

Глава 2

Рубашка почти не защищала Гана от солнца и насквозь промокла от пота. Он сделал большой глоток воды из фляги из кожи утки и еще глубже надвинул шляпу на лоб. Вокруг все тот же неизменный пейзаж: рыжая пыль, синее небо без единого облачка, низкие растрепанные кусты лебеды, редкие островки эвкалиптов, обычных и лососевокорых. Тихий звон уздечек да глухой топот верблюдов в караване – единственный шум здесь, единственное движение, незначительное оживление в море полной неподвижности.

Нили вытянул ноги, и они уперлись в передние доски повозки.

– Черт, сегодня намного жарче, чем вчера.

– А будет еще хуже.

– Нужно было нам раньше выезжать, – заключил Нили.

– Это точно, – обронил Ган.

Его укусила за руку муха. Он рассеянно прихлопнул ее ладонью, державшей поводья, и стряхнул расплющенное насекомое. Белесые шрамы на его руке были сейчас особенно хорошо видны на потемневшей коже цвета старой меди. То была память о работе в шахте, личный опыт тяжелой жизни под землей – и это еще не считая отсутствующего уха, оторванного при взрыве карбидной лампы, и покалеченной, скрюченной ноги, сломанной в колене. Щека пострадала от ожогов, а напоминавший луковицу нос был безнадежно свернут в потасовках – уродливое лицо, отражавшее его уродливую жизнь.

Нили погасил окурок о борт старой деревянной повозки. Вдруг плечи его поднялись и конвульсивно сжались. Он схватился за ворот рубашки, содрогаясь от душивших его спазмов.

– Только не это опять, – проворчал Ган, но в глазах его была тревога. – Дыши, приятель.

Голова Нили запрокинулась назад, рот беспомощно открылся, хватая воздух, глаза, полные отчаяния, округлились, когда случился новый приступ изнуряющего сухого кашля. Ган отвернулся. Повозка несколько минут раскачивалась от содроганий несчастного, потом его попустило, и наконец раздался глубокий свистящий вдох. Нили приподнялся с лавки и, перегнувшись через борт повозки, сплюнул на землю слюну с кровью. Затем вынул следующую сигарету, трясущимися руками прикурил и медленно размеренно затянулся, втягивая щеки нездорового землистого цвета.

– Воды? – мягко спросил Ган.

Нили прикрыл глаза и отрицательно покачал головой. Жить ему оставалось не больше шести месяцев. Ган видел такое и раньше. На его глазах уже столько народу приобрело этот кашель от забившей легкие пыли – чисто шахтерский недуг.

Нили полез под сиденье и принялся рыться в коричневом мешке.

– Только ведь ели, – бросил Ган.

– Я голоден. – Нили заглянул в следующую сумку. – А тебе-то что?

– Не жалуйся потом, если ничего не останется.

Нили нашел завернутые бутерброды, развернул один и швырнул вощеную бумагу на землю.

– Люблю есть, пока мясо еще холодное. – Он жевал медленно и на одну сторону, как верблюд. – И не люблю, когда по нему уже ползают личинки мух, – в отличие от тебя.

Вдалеке, бесшумно ступая, сорвалась с места стая страусов эму. Поднявшаяся за ними пыль быстро улеглась, как будто ничего и не было. Ган резко натянул поводья, и верблюды остановились, отчего Нили едва не слетел со скамейки.

– Господи, предупреждать надо! – недовольно рявкнул он. – Чего это ты встал?

Ган показал куда-то вперед, на залитую солнцем равнину.

– Видишь вон там? – Его прищуренные глаза что-то заметили: камень, старый тюк, а может, дохлый динго? Изображение расплывалось и превратилось просто в темное пятно.

Нили покосился в ту сторону.

– Ничего там нет.

– Надо проверить.

Ган выбрался из повозки, и его сапоги с глухим стуком ступили в пыль. Покалеченную ногу сразу же свело судорогой, и какое-то время он старался сохранять равновесие, ощущая в ноге толчки, как будто продолжал ехать.

– Не стоит терять время. – Нили цыкнул зубом, устраиваясь на лавке поудобнее. – Будь это что-то дельное, кто-нибудь его уже давно подобрал бы.

Ган медленно шел на онемевших от долгого сидения ногах. Один его сапог оставлял отчетливый отпечаток подошвы, а второй – извивающуюся, словно змея, борозду. Солнце слепило глаза. С кончика носа время от времени лениво срывалась капля пота.

Когда он наконец подошел к стоявшему в отдалении одинокому эвкалипту, тонкие ветки на миг заслонили солнце, но тут же яркие лучи снова ослепили его. Это был не дохлый динго – тогда тут стояла бы вонь. Постепенно темный предмет начал обретать формы – одежда, похоже, старое тряпье, брошенное небольшой кучкой, вполне безобидной, так что можно было спокойно поворачивать назад. Но вместо этого он ускорил шаг и даже побежал – ощущение было такое, будто по телу ползут полчища муравьев.

Еще несколько неровных шагов, и дерево наконец заслонило от Гана солнце. Несмотря на зной, капли пота на его коже вдруг похолодели, а частое дыхание зазвучало в неподвижном воздухе неожиданно громко и тревожно. Теперь он уже мог разглядеть детали – платьице, крохотные туфельки. Он застыл на месте. Яркий свет отражался от металлической фляги. При виде маленьких пальцев, обхвативших ее, желудок Гана судорожно сжался в комок.