Леонора. Девушка без прошлого - [3]

Колени его подогнулись, и он, раздавив засохшую корку земли, тяжело опустился рядом с маленьким безжизненным телом. Телом ребенка. Детская невинность угадывалась во всем – в слишком больших чулках, сползших на лодыжки, в маленькой широкополой шляпке, смятой головкой со спутанными волосами. Маленькие ногти впились в ладони.

Ган провел пальцами по внезапно пересохшим губам, чувствуя пустоту в груди, – он не мог дышать. Он медленно потянулся к девочке, но тут же отдернул трясущие руки, словно опасаясь, что своим неуклюжим прикосновением может сломать детские косточки на тысячу осколков. Стиснув зубы, он повторил попытку и подхватил девочку одной рукой под коленки, а второй – под шею. Тело было податливым, оно не затвердело от трупного окоченения.

С губ ее сорвался едва слышный стон. По телу Гана, от пяток до макушки, пробежала волна леденящего холода. «Она жива!» Страх за нее затмил охвативший его ужас. Она была едва жива, на грани смерти, и это тонкое и зыбкое равновесие он сейчас удерживал в своих немощных руках. Он быстро поднял ребенка и прижал к груди. Ган, тяжело дыша через нос и роняя капли пота, побежал к повозке, проклиная негнущуюся ногу и подтягивая ее вперед паническими рывками.

– Нили!

Нили прикрыл ладонью глаза от солнца, и его тело напряглось. Он спрыгнул с повозки и бросился навстречу Гану, но застыл в облачке поднятой пыли. Ган не останавливался, не протягивал девочку ему. Она была жива – у него на руках.

– Давай мою воду, – бросил запыхавшийся Ган.

Нили принялся искать флягу, сокрушенно бормоча что-то себе под нос.

– Приложи к ее губам. И смотри, будет ли она пить, – скомандовал Ган.

Руки Нили дрожали, когда он подносил горлышко фляги к этим пересохшим, растрескавшимся губам. Вода побежала по подбородку девочки, но она даже не шелохнулась. Ее голова свешивалась безвольно и неестественно, как будто в шее не было косточек. Ган направился к задней части повозки.

– Отодвинь ящики, чтобы я мог ее положить.

Нили вытащил пожитки, и Ган положил ребенка в тени тента. Он плеснул водой на ее губы, но та только скатилась по щекам. Он попробовал повторить, на этот раз приоткрыв ей рот пальцами:

– Давай же, детка, пей!

При виде обожженного солнцем лица и рук сердце у него сжалось: кожа девочки была покрыта волдырями и струпьями. Ган задыхался, его душила собственная беспомощность. Он попытался прочесть на лице Нили ответ на свой безмолвный вопрос, но тщетно. Внутри все сжалось. Он провел рукой по сухим губам и оглядел бескрайнюю пустынную равнину.

– Ей нужен доктор.

– Господи, Ган! – Нили озадаченно почесал затылок, размышляя. – Что же нам делать?

– Думаю, в Леоноре[1] есть больница. – Ган напряженно тер пальцем переносицу, стараясь вспомнить маршрут. – Мы можем свернуть на запад, в сторону Гвалии. Думаю, это не так уж далеко.

Нили скривился:

– Откуда она тут взялась, как думаешь?

– Не знаю. Нет времени гадать об этом.

– Мы не успеем с грузом к поезду, – заметил Нили, смирившийся с изменением плана действий.

– К чертям поезд! – в тон ему ответил Ган. Он снова взглянул на маленькую девочку, и голос его дрогнул. – Нужно, чтобы ты отвез нас туда, Нили. Думаю, дорогу ты знаешь.

Нили кивнул, но взгляд его остался настороженным.

– Знаю.

Глава 3

Час лениво тянулся за часом, а Ган, Нили и обожженная солнцем девочка двигались до ужаса неспешно. Ган сосредоточенно покусывал заусенец на большом пальце. Позади повозки мягким облаком клубилась пыль, и их движение казалось невыносимо медленным. Каждая минута, проведенная в этой пустыне, приближала ребенка к смерти. Ган продолжал нервно обкусывать ноготь, пока на коже не выступила капля крови.

Лежавшее между ящиками со взрывчаткой маленькое тельце раскачивалось в такт движению повозки. Из-за охватившего Гана отчаяния его мышцы, казалось, напряженно звенели. А эмоции – слабые, болезненные импульсы, сдавливавшие грудную клетку и душившие его, – грозили выплеснуться через край. Он отмахивался от них, как от надоедливых мух, и смотрел на девочку, только когда смачивал водой ее приоткрытые растрескавшиеся губы.

В неожиданном приступе ярости он вдруг возненавидел это место, эту страну. Здесь живут одни сумасшедшие! Люди, бросившие свои родные города, свою работу, чтобы жить в буше, унылом и изможденном засухой. Причем их не какая-то горстка – таких отчаянных набралось на целый железнодорожный состав. Подгоняемые слухами о россыпях сокровищ, люди толпами валили сюда, таща за собой семьи или бросая их на произвол судьбы. Однако богатство никогда не свалится на них с неба, как никогда дождь не напоит здесь ростки пшеницы. Золото находят только настоящие монстры – большие горнодобывающие компании.

Ган обернулся к девочке и осторожно убрал локон, упавший ей на лоб. Его большие пальцы – короткие, толстые и грязные – рядом с крошечным личиком выглядели чудовищно. Она была одета в отрепья, и его снова охватила злость. Невыносимо тяжелая жизнь под палящим солнцем, без денег и надежды, жестокое выживание, от которого и нормальный человек потеряет рассудок. Ган оглядел шрамы на своей руке. Это было место, где один сумасшедший бросает девочку умирать, а другому сумасшедшему, хромому калеке, предоставляется возможность ее спасти.