Леонора. Девушка без прошлого - [159]
Она вдруг похолодела. Она уже бывала здесь раньше. Впрочем, то это дерево или другое – какая разница? От страшных воспоминаний по спине пробежал холодок, забытый ужас впился когтями ей в плечи. Леонора снова видела себя маленькой девочкой. Глаза невольно начали оглядывать бесплодную равнину в поисках одинокой фигуры отца. Ее затрясло. Все было точно так же. Паника, боль в желудке, страх безвозвратной потери. Все то же самое.
Леонора подняла руки с колен и вытянула их перед собой. Она смотрела на свои дрожащие тонкие пальцы, на ладони. И тут что-то изменилось. Она встряхнулась. На самом деле все было уже не так, как прежде. Это не руки ребенка. Пальцы ее выпрямились и замерли. Я по-прежнему здесь, я жива. Эта мысль подействовала на нее, как глоток свежего воздуха. Я по-прежнему здесь. Грудная клетка расправилась, горячий воздух буша наполнил каждый уголок ее легких. Я по-прежнему здесь. В сознании пролетела вся жизнь. Перед глазами замелькали картины прошлого. Вот она брошена умирать в пустыне. Оторвана от моря. Оставлена увядать под задымленным небом большого города. Презираема в браке. Затем попранная любовь. Потеря ребенка. Но я по-прежнему здесь. В этот момент, посреди неподвижной тишины буша, Леонора больше не олицетворяла собой свою скорбь, или свою боль, или свою потерю. Она просто была, существовала.
И пришли ответы на ее вопросы. Они прозвучали отчетливо, как будто были громко произнесены вслух. Ответы эти стучали в ее груди, кричали в ее голове, наполняли дыханием легкие, нежно обволакивали и смягчали сердце. Они пришли именно сейчас и были просты. Очень долго она не могла дотянуться до них, а теперь они открылись ей, как будто были написаны большими буквами на красной земле буша.
Теперь она может уйти. Она скажет об этом аборигенам. У нее есть земля, которую она может им предложить. Они эту недвижимость взять не смогут, это понятно. Подарить им купчую на землю было все равно, что предложить подписать контракт на воздух. Но она расскажет им – и пусть сами выбирают, остаться им или уйти. Однако сама она здесь не останется. А остальную землю она передаст матери Тома. Она помнила ее пророческие слова: Том словно мимолетный ветерок.
Леонора поднялась на ноги и снова стала взрослой. Горе не покинуло ее, но теперь она не была воплощением этого горя – она была человеком, который несет горе в себе. Она продаст свои драгоценности, заберет деньги, принадлежащие ей по праву, и уедет. Впрочем, она уедет в любом случае – даже если у нее не будет за душой ни гроша.
Леонора шла, сжимая свое горе в руках, словно дамскую сумочку, но при этом не погружаясь в него. Вдалеке показался лагерь аборигенов с жестяными крышами, отливавшими белизной и разными цветами радуги под немилосердными лучами палящего солнца. Она с трудом сглотнула, поймав себя на мысли, что видит это солнце, видит окружающую его синеву неба. Серые краски исчезли.
Группа женщин стирала белье в стоявшем посреди хижин ржавом баке. На этот раз они следили за приближением Леоноры и не отворачивались. Их черные зрачки были спокойны. Потому что они видели следы потери на ее лице, видели опухшие от горя веки – это было им знакомо. А этот взгляд они знали лучше, чем кто бы то ни было на этой планете.
На задворках поселка скакали дети, бросавшие палку худому, с торчащими ребрами щенку, который приносил ее обратно. Мужчины были на выгулах с хозяйским скотом, или в поле, или с лошадьми. Женщины отложили стирку, и Леонора растерялась: она не знала, с чего начать, мысли путались, не хватало слов. Высокая чернокожая женщина отошла к провисшей проволоке и развесила на ней выстиранное платье. Когда женщина повернулась, стало заметно, что она беременна. Леонора как завороженная смотрела на ее выпуклый живот, на то, как она осторожно прикасается к нему. Рука ее поднялась и прижалась к собственному животу – плоскому и пустому.
Беременная женщина приблизилась к ней, высокая и черная как ночь. Голова ее заслонила солнце. Она взяла руки Леоноры и прижала их к своему больному животу. По щекам Леоноры побежали слезы, но уже не от горя. Под ее пальцами пульсировала жизнь – неукротимо, горячо, мощно. В ней не было зависти. Это было подарком, подарком от этой женщины – она позволила чуду зарождающейся жизни проникнуть к ней в вены и восполнить то, что было потеряно.
– Спасибо, – прошептала Леонора.
Женщина кивнула и почти беззвучно произнесла одно слово… одно-единственное. Жизнь.
И Леонора впитала в себя это слово, чувствуя, как от его звучания содрогается все тело. Жизнь.
Через четыре дня поздно вечером раздался громкий стук в переднюю дверь. Леонора села на кровати. Стук становился все громче и настойчивее. Алекс застонал спросонья, а потом умолк и прислушался. Вскочив с постели, он выхватил из кармана брюк револьвер.
– Оставайся здесь! – скомандовал он.
Но Леонора пренебрегла распоряжением и последовала за ним. Теперь уже от грохота сотрясался весь дом. Алекс выглянул в окно.
– Какого черта!
В ярости распахнув настежь дверь, он с порога заорал на стоявшего перед ним аборигена с выпученными от страха глазами:
