Леон и Луиза - [51]
Случайно вблизи Леона опять оказался тот же молодой коллега, которого он расспрашивал месяц назад.
– Что тут происходит?
– А что тут может происходить, – буркнул тот, пожимая плечами. – Немцы поймали баржу.
– Только эту одну?
– Вторая улизнула в Роан.
– А эта что?
– Она села на мель.
– Где?
– В Баньо-сюр-Луан, у Фонтенбло.
– Так близко?
– Перед ним взорвалось судно с боеприпасами и загородило реку. Наши люди замаскировали её под деревьями и кустами, насколько было возможно, но немцы её нашли. Что делать, баржу не скроешь, она всегда остаётся на воде. Она не может удирать огородами или улететь.
– Однако удивительно, что немцы так хорошо знают нашу систему каналов.
– И груз наших барж.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Ничего. А ты что хочешь этим сказать?
– Тоже ничего.
Колокола Нотр-Дама как раз пробили половину девятого, когда на набережную Орфевр подъехала чёрная машина с ведущими передними колёсами префекта полиции. Слева вышел сам Роже Ланжерон, справа рослый молодой человек в горчично-коричневой шляпе и горчично-коричневом плаще, с красной нарукавной повязкой и в очках без оправы, которые придавали его круглому, гладко выбритому лицу сходство с дружелюбно-близоруким гимназистом. Он общительно примкнул к стоящим вблизи мужчинам, протянул им коробку своих сигарет и снова спрятал её в карман плаща после того, как никто не захотел угоститься. Тем временем префект полиции с мегафоном вскочил на подножку своей машины.
– Господа, я прошу вашего внимания. Спецзадание для всех служащих Судебной полиции в соответствии с законами военного времени. Противозаконно вывезенные из бюро 205 документы снова должны быть возвращены на положенное место. Все имеющиеся в наличии мужчины образуют двойной ряд от парапета набережной по лестнице Ф до бюро 205! Поспешите, время поджимает!
Ропот прошёл по толпе, мужчины не сразу отбросили окурки. К преувеличенной спешке они больше не видели повода, поскольку немцы были не на подходе к городу, а давно уже здесь. Постепенно и без удали они сформировали из чёрно-серой массы шляп и плащей требуемый двойной ряд. Казалось, можно было почувствовать на ощупь их недовольство тем, что ту же работу, которую они уже проделали в июне, теперь надо делать в обратном порядке; на каждый шаг, на каждое движение им теперь требовалось в три-четыре раза больше времени, поэтому возврат карточек на место, хотя их было теперь вдвое меньше, чем тогда, длился чуть ли не вдвое дольше, чем эвакуация. В бюро 205 за большим письменным столом сидели префект полиции Ланжерон и мужчина в жёлтом плаще, они открывали то одну, то другую коробку, констатируя, что документы сильно повреждены. На барже за время её месячного отсутствия в них угнездились водяные крысы, жучки и черви, сквозь щели корпуса проникала вода. Во влаге летней погоды чернила расплылись, бумага набухла, дерево и картон расклеились. Ещё до обеденного перерыва Ланжерон и молодой немец приняли решение весь материал, все три миллиона картотечных карточек и единиц хранения переписать и упорядоченно разложить по новым картотекам и подвесным регистраторам, которые министерство информации поставит сюда в недельный срок.
Но вот только расчёт – даже самый поверхностный – показывал, что сто сотрудников бюро 205 не смогут справиться с этой работой в приемлемые сроки, потому что на каждого из них – наряду с обработкой ежедневных новых поступлений – приходилось бы по тридцать тысяч копий. Итак, сотрудники всех остальных отделений Судебной полиции получили распоряжение отставить всю свою работу, кроме неотложной, и приоритетно заняться копированием документов. Для Леона Лё Галля это означало, что ему придётся надолго отложить свою научную статью. Он запер свои записи и лабораторные дневники в шкаф и смирился с тем, что его профессиональное существование на обозримое время будет крутиться вокруг разбухших, волнистых карточек.
Время проходило быстро. Не успел Леон оглянуться, как промелькнули уже три недели за тем занятием, что он разбирал славянские фамилии и переносил их на белоснежные карточки, которые затем должен был укладывать в новенькие картотечные ящики. Vichnevski, Wyshnesky, Wysznevscki, Wishnefskij, Wijschnewscki, Vitchnevcky, Wishnefski, Vishnefskij, а к этому Аaron, Abraham, Achmed, Alexander, Aleksander, Aleksej, Alois, Anatol, Andrej, Andreji и Rue de Rennes, Rue des Capucins, Rue Saint-Denis, Rue Barbès, а также еврей, еврей, еврей, еврей, еврей, коммунист, коммунист, коммунист, коммунист, коммунист, масон, масон, масон, масон, цыган, анархист, извращенец, аморальный, безработный, алкоголик, агрессивный, шизофреник, нимфоманка, расово нечистый.
Леон предавался этой работе с отвращением, какое в последний раз испытывал в возрасте шестнадцати лет, когда его оставляли в школе после уроков и заставляли переписывать Вергилия, тогда как на шербургском пляже море прибивало к берегу интереснейшие предметы, – с той лишь разницей, что на сей раз штрафные работы воспринимались так, будто учитель сошёл с ума и приставил ему к виску дуло перезаряженного пистолета.
Притом что немцы, это Леон должен был признать, в личном общении проявляли изысканную вежливость. Каждый вечер перед окончанием службы мужчина в горчичном плаще совершал обход отделений
«Мистификатор, шпионка и тот, кто делал бомбу» – увлекательнейший роман современного швейцарского писателя Алекса Капю. Один из героев книги помог американцам сделать атомную бомбу, второй – начинающий художник – отправился со знаменитым Артуром Эвансом на раскопки Кносса и научился ловко воссоздавать старые фрески, что принесло ему немалый доход. А героиня романа, разведчица союзников в фашистской Италии, была расстреляна. Автор удивительным образом связывает судьбы своих героев между собой, украшая повествование множеством достоверных фактов того времени.
Резонансные «нововзглядовские» колонки Новодворской за 1993-1994 годы. «Дело Новодворской» и уход из «Нового Взгляда». Посмертные отзывы и воспоминания. Официальная биография Новодворской. Библиография Новодворской за 1993-1994 годы.
О чем рассказал бы вам ветеринарный врач, если бы вы оказались с ним в неформальной обстановке за рюмочкой крепкого не чая? Если вы восхищаетесь необыкновенными рассказами и вкусным ироничным слогом Джеральда Даррелла, обожаете невыдуманные истории из жизни людей и животных, хотите заглянуть за кулисы одной из самых непростых и важных профессий – ветеринарного врача, – эта книга точно для вас! Веселые и грустные рассказы Алексея Анатольевича Калиновского о людях, с которыми ему довелось встречаться в жизни, о животных, которых ему посчастливилось лечить, и о невероятных ситуациях, которые случались в его ветеринарной практике, захватывают с первых строк и погружают в атмосферу доверительной беседы со старым другом! В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
Герой Советского Союза генерал армии Николай Фёдорович Ватутин по праву принадлежит к числу самых талантливых полководцев Великой Отечественной войны. Он внёс огромный вклад в развитие теории и практики контрнаступления, окружения и разгрома крупных группировок противника, осуществления быстрого и решительного манёвра войсками, действий подвижных групп фронта и армии, организации устойчивой и активной обороны. Его имя неразрывно связано с победами Красной армии под Сталинградом и на Курской дуге, при форсировании Днепра и освобождении Киева..
В первой части книги «Дедюхино» рассказывается о жителях Никольщины, одного из районов исчезнувшего в середине XX века рабочего поселка. Адресована широкому кругу читателей.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.