Леон и Луиза - [49]

Леон покорился и жил дальше как получалось. Новые газеты – такие, как Petit Parisien, L’Œuvre или Je suis partout он не читал, потому что они, хотя и были напечатаны по-французски, но думали по-немецки, и в кино он не ходил, а проводил свои вечера у радиоприёмника. Он слушал обращения маршала Петэна по французскому радио и ответные возражения генерала Де Голля по Би-Би-Си Франции, он слушал новости швейцарского телеграфного агентства о войне в России, Северной Африке и Норвегии; он прикрепил на стену в кухне карту Европы и помечал движение фронта булавками, снял с банковского счёта десятую часть своих сбережений и купил на чёрном рынке золотые слитки, которые спрятал в гостиной под паркетом, а ещё изо дня в день он тщетно питал надежду, что из какого-нибудь уголка мира – куда доставил её банановый пароход карибской расцветки – до него дойдёт весточка от Луизы.

За всё лето от неё больше не пришло ни одного письма, и дикторы в новостных передачах ни разу не проронили ни словечка о судне «ВикторШёльхер» или о перевозке золота банка Франции. Леон видел иронию судьбы в том, что в каждой мировой войне, которая ему выпадает, одна и та же девушка бесследно исчезает с его глаз. Но чем дольше длилась неизвестность, тем больше он заставлял себя толковать отсутствие новостей как хороший знак.

В августе он заметил, что платаны облетели раньше, чем обычно. После жаркого лета наступила ранняя осень.

* * *

Исторический факт гласит, что «Виктор Шёльхер» в то утро 17 июня 1940 года успел сбежать буквально в последнюю минуту. Есть сообщения очевидцев, согласно которым передовой отряд Вермахта, который вошёл в Лорьян, ещё мог видеть дымок корабля за пределами выхода из бухты. Выйдя в открытое море, «Шёльхер» объединился с тремя кораблями, транспортирующими золото, то были перепрофилированные пассажирские суда с линии Марсель – Алжир; все они взяли курс на Касабланку; оттуда предполагался дальнейший маршрут в Канаду, где французское, бельгийское и польское золото должно было храниться в сейфах Оттавы.

Четыре парохода едва успели пройти Бискайский залив, как по радио передали сообщение о капитуляции Франции. Вследствие чего возник вопрос, кому теперь по праву полагаются полномочия распоряжаться этим золотом – правительству Виши и тем самым в конечном счёте нацистской Германии, французскому правительству в изгнании в Лондоне под руководством генерала Де Голля или по-прежнему банку Франции, который хотя и подчинялся министерству финансов, но как учреждение частное не являлся собственностью французского государства.

Так получилось, что немецкое адмиралтейство прямо в день капитуляции грозило по радио кораблям с золотом торпедной атакой, если они не вернутся тотчас же в ближайший порт оккупированной Франции. Всего несколько часов спустя и генерал Де Голль грозил им торпедной атакой, если они немедленно не возьмут курс на Лондон. В таких обстоятельствах нечего было и думать о трансатлантическом переходе, поэтому корабли придерживались курса на юг и после промежуточной остановки в Касабланке 4 июля 1940 года прибыли в Дакар.

Там они поначалу были защищены от немецких миноносцев, но британский флот под командованием генерала Де Голля грозил побережью Сенегала с объявленным намерением захватить Западную Африку именем независимой Франции. Поэтому служащие банка Франции второпях решили загрузить доверенное им золото в количестве двух-трёх тысяч тонн – сколько там было точно, так никто никогда и не узнал – в товарные вагоны и перевезти его насколько возможно в глубь континента по линии Дакар-Бамако.

В шестнадцать часов всё было выгружено, а через три дня последний транспорт с золотом покинул вокзал Дакара. При первой инвентаризации в Тиесе обнаружилось, что один ящик во время морского путешествия полегчал на тринадцать килограммов. Другой, который изначально прибыл из филиала в Лавале, был наполнен галькой и металлоломом. А два или три ящика вообще исчезли.

* * *

По воскресеньям Леон с женой и детьми шли гулять, как будто ничего не случилось; но если на бульваре Сен-Мишель шёл парад танковой бригады, Леон велел детям не глазеть, а отвернуться и разглядывать витрины магазинов.

– Ну хорошо, они победители, и пока что они ведут себя прилично, – наставлял он своего первенца Мишеля, которому не сиделось в тесноте квартиры и не терпелось самостоятельно обследовать оккупированный город. – Если кто-то с тобой заговорит, скажи ему «бонжур» и «о ревуар», и если он спросит у тебя, как пройти к Эйфелевой башне, объясни ему. Но по-немецки ты не понимаешь, поскольку забыл всё, что изучал в гимназии, а если он вдруг знает французский, ты не обязан болтать с ним о погоде. Если он скажет тебе по слогам своё имя, ты имеешь право оказаться слабослышащим и плохопомнящим, и если он попросит у тебя огня, не давай ему зажигалку, пусть прикурит от твоей сигареты. И никогда – слышишь, никогда! – не снимай перед немцем головной убор. Просто дотронься до полей указательным пальцем.

Сам Леон изо дня в день ходил на набережную Орфевр, опустив голову, и так же опустив голову исполнял свою работу. Работы было не много, поскольку в Париже почти прекратились случаи отравления со смертельным исходом; казалось, в дни хаоса и массовой паники все планы по убийствам и суицидам были выполнены, и больше некого стало спроваживать на тот свет при помощи яда.