Леон и Луиза - [53]

– До сих пор всё было хорошо.

– В самом деле? Вы всё ещё не носите очки?

– К счастью, нет.

– Это хорошо. Вы ведь уже не так молоды, верно? Сколько вам, собственно, лет, если можно спросить – лет сорок, не так ли?

– Мне очень неприятно, месьё, что у меня ошибки.

Кнохен отмахнулся:

– Разумеется, это мелочи и простительные грехи, не принимайте близко к сердцу. Однако вы согласитесь со мной, что в управлении малейшая ошибка может иметь опустошительные последствия, не так ли?

– Конечно.

– Не мне объяснять это вам как учёному, я понимаю. Взгляните, вот, например, написано Yaruzelskj вместо Jaruzelsky. Если расположить эту карточку корректно по алфавиту на Y, мы никогда не найдём этого человека. Или вот: Rue de l’Avoin вместо Rue des Moines – улицы с таким названием вообще нет. Или эта дата рождения: 23 июля 1961 года – этот человек вообще ещё не родился. Понимаете, месьё Лё Галль?

– Так точно.

– Я позволил себе сопоставить все эти сто карточек с оригиналами и сосчитал те, что с ошибками. И знаете, сколько их оказалось?

– Я сожалею…

– Ну, угадайте, давайте же, наугад! Как вы думаете: восемь? Пятнадцать? Двадцать три?

Леон пожал плечами.

– Семьдесят три! Семьдесят три из ста штук, месьё Лё Галль! В процентах это будет, дайте-ка прикинуть, сейчас… ах, что это я, конечно же, идиот: семьдесят три процента! Это много, не так ли?

– Действительно.

– Почти всегда это минимальные ошибки, не вопрос – но самая опасная неправда – это умеренно искажённая правда, это ещё Лихтенберг сказал. Согласны вы со мной?

– Конечно.

Кнохен опять сделал пренебрежительное движение рукой:

– Не огорчайтесь, у каждого из нас бывают ошибки. Правда, надо сказать, что у вас их поразительно много. Знаете, какова средняя квота ошибок у ваших коллег?

– Нет.

– Одиннадцать целых, девять десятых процента.

– Я понимаю.

– Это хорошо, что вы меня понимаете. Теперь важно, чтобы мы устранили источник ошибок, тогда наступит улучшение, не так ли? Не так ли, месьё Лё Галль?

– Да.

– Есть у вас какое-то объяснение для вашей высокой квоты?

– Некоторые карточки трудночитаемы.

– Конечно, – сказал Кнохен. – Но ваши коллеги управляются с точно таким же повреждённым материалом, не так ли? Или вы полагаете возможным, что наиболее повреждённые карточки в статистически релевантной мере попадают именно к вам? И это попадание случайно, или мы должны расследовать причины?

Леон пожал плечами.

– Вот видите, поэтому я и задумался о лампе и очках для чтения. Ведь должно быть какое-то объяснение тому, что у вас столько ошибок. Разумеется, мои коллеги по СС при такой квоте тут же кричат про саботаж и государственную измену. Вам уже приходилось иметь дело с СС?

– Нет.

– Есть среди них, между нами говоря, пара-тройка действительно горячих голов, которым лучше не попадаться ночью в тёмном переулке. Знаете, что они делают с саботажниками? Вначале то-сё, а потом отправляют в концлагерь Дранси и ставят к стенке. Или бросают в Сену со связанными руками. Или оставят вас валяться в ближайшей дорожной канаве с пулей в затылке. По военным законам. Им это можно.

– Я понимаю.

– Это ребята с горячей кровью. Не все хорошо воспитаны, что поделаешь. Но не беспокойтесь, месьё Лё Галль, в этом здании пока что всем распоряжаюсь я, насколько возможно. И я говорю, надо обеспечивать людям хорошие условия для работы, если от них требуется хорошая работа.

Он ещё раз щёлкнул пальцами, и солдат внёс большую настольную лампу с зеркальным отражателем.

– Вы можете говорить что хотите, но для хорошей работы необходим хороший свет. Только оттого, что вы привыкли к старой коптилке, это не значит, что она даёт хороший свет. Вы ведь позволите, мы её сразу прихватим, а эту подключим вместо неё?

– Если вы настаиваете.

– Это «сименс», так сказать, «мерседес» среди настольных ламп, никакого сравнения с вашей коптилкой. Если вы ещё при этом дадите мне расписку в получении, то всё будет в полном порядке. Порядок в управлении важен, не так ли?

– Так точно, месьё. А кофе?

– А что с кофе?

– За него вам не надо расписку?

– Вы надо мной смеётесь, Лё Галль, это несправедливо. Я не педант и не мелочная душа, поймите меня правильно. Мне лично не нужна никакая расписка. Лично я склоняюсь к той точке зрения, что жизнь сама нам за всё когда-нибудь без спросу выставит расписку. Но администрация не может ждать до нашей блаженной кончины, расписки нужны ей немедленно. И справедливости ради нужно сказать, что управление не есть самоцель, оно в конечном счёте всегда служит человеку. Разве это не так?

– Само собой разумеется.

– Поэтому ошибка систематизации, я всегда это говорю, влечёт за собой тяжкие человеческие последствия. Но я здесь болтаю и болтаю, а ведь у вас ещё столько работы. До свидания, Лё Галль, до вечера!

– До свидания.

Кнохен в развевающемся плаще быстро вышел в коридор и закрыл за собой дверь. Мгновение спустя он распахнул её снова.

– Чуть не забыл, вам надо в обеденный перерыв заглянуть в детский сад на улице Лёжон, мне звонила директриса. Ваша маленькая дочка – как там её зовут, четырёхлетняя – Марианна?

– Мюрьель.

– Маленькая Мюрьель сегодня утром якобы бросила со двора камень в окно туалета на третьем этаже.