Лента Мёбиуса - [4]

Финские колготки больше не требовались.

Он был в яранге, лежал на каком-то топчане, покрытом шкурой мездрой вверх. Наверное, Ы-Кунг'ол специально перевернул шкуры, опасаясь, что гость в этаком состоянии может ему меха попортить. А Борис-то Васильевич принял на ощупь гладкую мездру за клеенчатый лежак в вытрезвителе!.. И-эх!

3.

Старик чукча куда-то ушел. Костер погас, на рюкзаке потрескивал пустым эфиром транзисторный приемник. Борис Васильевич поймал волну: шло перечисление трудовых успехов оленеводческих бригад Чукотского национального округа Магаданской области. Потом диктор передавала сводку погоды "на завтра, семнадцатое июля..." Борис Васильевич достал из портфеля газету, в которую вчера заворачивал хлеб, - "Смена" была от 24 ноября. Четыре месяца разницы. А год-то, какой? Какой год?.. Кажется, в чуме лежали газеты? Борис Васильевич развернул пачку "Советкэн Чукотка", и отлегло от сердца - год 1978, его год.

Когда старик Ы-Кунг'ол вернулся к стойбищу, то увидел странную картину: Борис Васильевич, пританцовывая, с портфелем в руках, без ботинок (они были сунуты в портфель) подкрадывался то справа, то слева к расстеленной на земле газете, очевидно пытаясь куда-то прыгнуть.

На газете и под газетой ничего не было; правда, в левом углу газеты помещался снимок Банковского мостика на канале Грибоедова.

(Ы-Кунг'ол, конечно, не мог догадаться, что Борис Васильевич пытается таким макаром вернуться домой, в Ленинград, а ботинки он снял с себя на тот случай, если пространство-время откроется на снимке прямо над каналом, и он окажется в воде).

Ы-Кунг'ол не стал мешать человеку, столь яростно увлеченному, - у Бориса Васильевича из-под финской шапки с козырьком во все стороны торчали взмокшие от пота волосы, и взгляд его был обреченно - дикий.

Опыт долгих лет жизни подсказывал Ы-Кунг'олу, что нельзя нарушать экстаз камлания у шамана, будь то русский человек или из племени луораветлан - настоящих людей. Он вынес из яранги заветную чекушку, зная, что после камлания у человека бывает упадок жизненных сил, подкинул в костер охапку дров и сел, покуривая, на нарты, ожидая, когда Борис Васильевич закончит.

Потом они пообедали и выпили водки.

Ы-Кунг'ола звали Иван Ефремович, что значительно облегчило диалог; это фамилия его была Ы-Кунг'ол. Борис выяснил, что фотографировал Ивана Ефремовича корреспондент, улетевший на вертолете.

Вертолет привез продукты, газеты, батарейки для транзистора, забрал заболевшую жену Ивана Ефремовича в больницу поселка Ванкарем и должен был привезти какого-то русского бича из поселка, который согласился поработать три месяца младшим пастухом - в помощниках у Ы-Кунг'ола. Так что Иван Ефремович не удивился появлению у себя на стойбище нового человека.

Борис Васильевич понял, что невозможно объяснить Ивану Ефремовичу, каким образом он очутился из ленинградского ноября-78 в магаданском июле-78. Себе он тоже не мог это перемещение объяснить, - что-то там связано с общей теорией относительности Альберта Эйнштейна, которую он торопливо сдавал зачетом на втором курсе.

- Это все Собакин виноват, Кронид Собакин, - жаловался Боря Ивану Ефремовичу: - Я с ним в Политехе вместе учился... Его с третьего курса турнули. Собакин он и есть Собакин. Научил меня в преферанс играть, портвейн пить и другое...

- Плохой человек - зачем, однако, дружишь с ним? - удивился Иван Ефремович.

- Я не дружу, я ненавижу его... Как себя. И не могу без него. Он как тень моя. Карикатура. Понимаешь? Смотрю на него и себя вижу. Как в кривом зеркале. Ты был в комнате смеха?..

- Однако, был. Смешно - хе-хе - сам голодный, а пузо толстое-толстое!

Развеселился Иван Ефремович и вдруг посерьезнел:

- В том зеркале человек может своего Бэр'чавчу видеть! Опасно, однако. Бэр'чавчу обидится, злое будет советовать. Бэр'чавчу всегда за спиной, паря. Если его обидеть, однако, плохо будет: потонешь, волк кушает, заснешь пьяный в тайге. И к верхним людям, однако... Может, Собакин, однако, - твой Бэр'чавчу?..

- Двойник, что ли? Похоже... Мы с ним на пару однажды джинсовые юбки делали. Знаешь, модно сейчас? Девушки носят: кусок полотна, пуговицы от пояса и на заднице кожаная нашлепка; "Levi's" и бизон.

- Знаю, однако. Дочка себе купила. Триста рублей. Однако, она умная, в пединституте учится. Учителем будет. Американская юбка. Янки делали. Хорошая вещь. Дорогая, однако.

- Не все джинсовки из Штатов, много самопала. А цена та же: у вас триста, а у нас, в Питере, двести рубчиков. Знаю! У Кронида был один знакомый фабрикант, владелец подпольной фабрики по производству "американских" юбок. Вежливый, аккуратный, с палочкой ходит. Он джинсовую ткань покупал в рулонах, контрабандой. Мы с Кронидом ему швейные машинки переделали на двойной джинсовый шов, и фирменные нашлепки "Levi's" клепали, по трешке за штуку. Дело плевое, я сам придумал. Перевел рисунок на цинковую пластинку, протравил кислотой и припаял к утюгу. Фабрикант привозил нам кипы кожаных "язычков" с обувной фабрики; утюг нагреешь, пшшик! - три рубля. Пшшик - еще трешка... А девицы у фабриканта юбки шили. "Фирмовые"!