Ленинград-43. Сумерки богов. Врата Победы - [464]

А Геббельс самоубился. Вместе с семьей, как и в нашей истории. И приказал поступить так же всем берлинцам: «лучше быть мертвым, чем под Советами». Только это был уже перебор – услышав такое, из немцев будто стержень выпал, сдача в плен солдат вермахта приняла массовый характер. Лишь эсэсовцы и предатели, из наиболее фанатичных, пытались бежать из Берлина на запад – даже спрятаться здесь им не светило, поскольку бандеровцы и власовцы умудрились даже здесь в последние дни устроить немецкий погром с грабежом – так что население Берлина с большой охотой сдавало не успевших удрать в нашу комендатуру. В целом же город был не столько разрушен, как буквально пропах смертью – трупов было очень много, как болтающихся на фонарях, балконах, деревьях, так и валяющихся под стенами, рабочие команды из пленных фрицев не успевали убирать. Это были все немцы – наших похоронили с почестями под курганом в Трептов-парке, где после встанет статуя советскому Солдату-освободителю. Собирать же дохлых фрицев руки не доходили, тем более что много было казненных еще в начале осады, по приговору эсэсовских трибуналов. Но жизнь налаживалась – помню, что уже четвертого мая в городе начали работать коммунальные службы, немцы вместе с нашими саперами восстанавливали коммуникации, электричество и водопровод, в некоторых кварталах даже появилось освещение. А кормились берлинцы в основном из наших полевых кухонь, выстаивая долгие очереди с мисками и котелками.

Тридцатого апреля погиб Скунс, Серега Куницын, ленинградец, из «пираний» самого первого набора. Он был с нами с ноября сорок второго, когда мы плыли через Неву брать Восьмую ГРЭС. Днепр прошел, Петсамо, Вислу, освобождение папы и захват фюрера – и чуть не дожил до Победы. И погиб глупо…

Помню, как я еще зимой, до Италии, был на «семинаре по обмену опытом» будущих «штурмовиков». Не тех тварей и мразей, что присвоили себе в нацистской партии это имя – а настоящих, кому положено малыми группами, на острие атаки, прогрызать эшелонированную оборону. «Спецы» почти со всех родов войск – здесь, почти инстинктивно, своим подобием спецназа обзаводились многие виды войск и мало-мальски значимые учреждения. Даже железнодорожникам приходилось решать вопросы борьбы с минами на рельсах и около – и думать, как бороться с небольшими отрядами снайперов и пулеметчиков. Так что были там ребята и из НКПС – причем не самые худшие. Ну и конечно, морская пехота, батальонная разведка, бывшие партизаны (переформированные в войска НКВД, очищающие нашу землю от всякой «лесной» мрази), даже связисты и снабженцы. Как вам: особый противодиверсионный взвод в корпусном батальоне связи! Даже с «испанцами» довелось встретиться, язык наконец вспомнить. Пока на фронте было затишье – мы учились друг у друга и учили друг друга. Точнее, брат – брата…

Господи… «Плохая им досталась доля, немногие вернулись с поля». Я не большой любитель поэзии, но еще застал то время, когда уж пару вещей Лермонтова средний школьник вроде меня учил. На импровизированных лекциях и семинарах, на стрельбище, в импровизированном спортзале и на полигоне типа «дома убийц», подобие которого уже вводит в оборот САС – думалось мне только об одном. Только бы побольше этих ребят, да и девчат тоже (снайперш, медсестер, радисток) дожило до мирных времен, завело детей, которые в свою очередь когда-нибудь тоже… Только бы побольше осталось в живых тех, кто станет в будущем гениальным ученым, толковым инженером, талантливым писателем. Да хоть спортсменом! Поди теперь угадай, родятся ли вообще Лев Яшин, Эдуард Стрельцов, Олег Блохин, Арвидас Сабонис, Владимир Ткаченко? А если родятся – станут ли теми, кем стали в нашем будущем-прошлом?

И что мы могли подсказать эти крепким, битым жизнью мужикам, попавшим в «особые подразделения» с фронта такой войны? Все наше превосходство двадцать первого века – это тот опыт, который они же получили, осмыслили и передали тем, кто в забытых уже годах учил и натаскивал нас. Можно и нужно выделываться перед зелеными салагами, которые должны быть уверены, что их командир и наставник – царь и бог, и если сделаешь, как он, тебя не убьют. Но с этими ребятами мы были на равных – даже в спарринге мне пару раз влепляли качественно, в реале был бы я как минимум «трехсотый». Так что из «моих» лекций на тему «Оптимальные действия штурмовых групп в городских условиях» – впереди была Германия, и мы ждали, что бои будут яростные, как Будапешт, Бреслау, Берлин нашей истории – на собственно тактику уходило где-то две трети отведенных мне часов. Зато мы превосходили местных товарищей в сволочизме и безжалостности, которой нас научило наше подлое время. Видите дырку – бросьте гранату. Не посылайте человека туда, куда можно послать пулю. Вы уже победили в этой войне – вам теперь осталось только выжить. Видите немца, поднявшего руки, идущего сдаваться – немедленно стреляйте, если хоть что-то показалось подозрительным. Стреляйте на подозрительный звук, не заходите в закрытую комнату, не высадив в нее рожок из ППС, и святой ленин вас, придурков, упаси верить в дружбу народов. Она будет когда-нибудь потом – а пока знайте: тут все мечтают вас убить. От мала до велика. Дайте им шанс – они убьют. Потому – никаких шансов врагу. Стреляйте первыми. Потом, после войны, будет другое время – но не сейчас.