Лень - [4]

Муж саша обычно был усталым и пьяным. Витька же никогда не упускал возможности еще подпоить «сашульку», как нежно он стал его называть. Он подзывал своим пухлым пальцем с острым ногтем официанта и заказывал «бренди стрейт»… Довольный хозяин ресторана крутил черный ус… Верка вскакивает из-за стола, уронив стул и успев показать глазами Виктору на туалет. Она стоит там в нише между «М» и «W». А Виктор долго не приходит. Когда же он наконец появляется, она хватает его за лацкан пиджака и глупо ударяет его кулаком в грудь: «Зачем ты его спаиваешь, еб твою мать!? И что это за подколки сашулька-хуюлька?! Я тебя ненавижу! Проклятый Витька!» Он улыбается и держит ее за запястья: «Я тебя тоже. Поэтому мы и спелись…» И он умудряется поцеловать ее в шею. «Проклятый Витька!» — ничего более оскорбительного не приходит ей в голову.

«Беспринципная пизда», — подумала она, надевая трусики. Лоскутки шелковые. А принципы, если они у нее и были, — как ношение трусов: часто она ходила без них. Нырнув в льняной сноп — синее платье с «вылинявшими» цветами на нем, она подумала, что подделками занимались не только в русско-еврейской общине. Покупая платье на Родео-драйв, в только что открывшемся бутике, она видела пожилую корейскую женщину, а вернее, ее сгорбленную спину, за чуть приоткрытой дверью — та, видимо, пришивала, пристрачивала к только что пошитым платьям этикетки фирмы «Мишель Домерк. Парис»… Рябиновые ногти скользят в шелковую замшу «Мод Фризона» и как икринки — или семговые яйца, продающиеся в «Дэли» у Мильки из Одессы по 6.99 за паунд, — выглядывают из дырочек на носках босоножек. Мыть волосы нет времени, и они затягиваются сиреневым шарфом. Глаза закрываются шпионски-черными очками, и губы, цвета перцовки уже, шепчут «факин бич». Все это покрывается дюжиной брызг из флакона «Боргеза».

Вера спустилась в гараж к прохладному серебристому «Мерседесу-300-Дизель». Повернув ключ на полоборота и подождав, когда загорится желтая лампочка сигнал того, что мотор готов (недостаток не самой дорогой модели «мерседесов»), полностью включила зажигание.

С полиэтиленовым пакетом в руке Витька стоял перед своим домом. Да, у него был дом, бассейн, гараж на две машины, жена Алла, сын. И — постоянная любовница. Он стоял и улыбался. Довольный, видимо, жизнью. Показывал свои ровные белые зубищи. Которыми всегда кусал Веркин сосок. Сначала правый, а потом, «чтобы не обидеть», левый. «Невинное созданье», — думает, ненавидя его, постоянная любовница.

— Где твой Яшка? — спрашивает она, когда Виктор садится в машину. Яшка это его и Аллы сын.

— В детском садике. Мне надо будет его забрать, подвезешь?

В отличие от большинства детей эмигрантов, Яшка ходил в американский детсад. По настоянию Аллы. Витьку это злило. Он часто не понимал, что лопочет его трехлетний сын…

Они переезжают Беверли-бульвар, границу, оповещающую о том, что вы въезжаете в Беверли-Хиллз. Во всем мире при этих словах у людей в мозгу возникают фантастические картины из всего самого дорогого и знаменитого. С ними ничего этого не происходит. Тем более что Витька сам живет почти в Беверли-Хиллз.

— Я-то тебя подвезу. Смотри только, чтобы твой Яша потом не играл в Веру и папу. Как это уже было.

В воскресные полудни, когда основная часть эмигрантов, особенно пенсионеры, отправлялась на просмотр какого-либо советского киношедевра, их компания из шести-девяти человек плюс дети ехала на «сандэй бранч». Большой популярностью пользовался отель «Маркиз» в Вествуде.

Вера ненавидела эти бранчи. Эту компанию. Себя в ней. Но муж саша кричал: «Ты мне жена или кто?» Витька звонил: «Верок, ну чего ты будешь одна сидеть?» (А ей именно хотелось одной, одной посидеть!..) И она надевала солнечные очки и ехала с ними — надоевшими друг другу, подъебывающими друг друга и наверняка поебывающими. Их сажали в залу на террасе. По стенам вился плющ. В зеркалах отражались вазы с экзотическими калифорнийскими букетами. Подушки плетеных кресел и стол были затянуты в салатно-розовый котон, официант, разливающий шампанское, в белый смокинг с пурпурной бабочкой. Все было красиво и… противно ей, не чувствовавшей себя на месте. Метрдотель уже не беспокоился, что их компания поедает куда больше, чем на 22 доллара с человека — стоимость воскресного бранча, шведского стола. Кока-колы, соки, бренди и пиво ежеминутно подносились к столу, и это уже не входило в стоимость. Три скрипача обычно появлялись к десерту. Виолончелист приходил с раскладным стульчиком. Виктор платил и говорил Верке через стол: «Пусть сыграют ту, что в прошлый раз…» Она говорила. А смешной Яшка и девочка Роза залезали под стол и целовались. Когда их спрашивали, что они там делают, Яшка отвечал: «Мы иглаем в папу и Велу!» И никого не удивляло, что сын хочет быть как папа, а девочка Роза — как самая красивая в компании Вера.

— Что у тебя в пакете? — Они едут по Вилшеру, рядом с рекламным домиком из стекла, в котором выставлен на крутящейся платформе «стац», умопомрачительный автомобиль — хромовые переплетающиеся трубы, черный лак, запасное колесо на капоте… Сто тысяч долларов.