— Хакон ждёт тебя на Ёстерлаге, — напомнил Бьёлан.
— Не только Хакон, — задумчиво проронил Арнульф.
На том они распрощались, и снека геладца отчалила на юг. «Ратная Стрела» Ньёрун тоже была готова к отбытию, когда предводительница валькирий обратилась к Арнульфу:
— Тут с тобой кое-кто хотел поговорить.
Седой окинул взглядом отряд, а скорее — толпу, что собралась на пристани. Битые и бритые мужи разного возраста и происхождения, разодетые щеголевато, пёстро и нелепо, обвешанные оружием и украшениями. Видно было, что они славно поживились этой ночью. Хватали всё, что плохо лежало, и цепляли на немытые тела вместо заскорузлых обносков, не глядя на размер. Одни смотрели себе под ноги, другие — исподлобья, недоверчиво, громко сопя. Но были и такие, что держались уверенно, не слишком низко склоняя шеи.
— Кто старший? — спросил Арнульф.
— Вади Ловчий, — вышел вперёд нестарый ещё мужчина, крепкий и длиннорукий.
— Откуда ты, Вади Ловчий, и чего ты хочешь?
— Я родом с Фалькея, а мои люди — из разных мест. У меня в отряде двадцать человек. Мы ходили в рабах, но не все родились в неволе. Теперь желаем ходить с тобой, хёвдинг.
— Прекрасно, милые друзья, — осклабился Седой, — мы с вами, пожалуй, пригодимся друг другу. Но ты будешь во всём меня слушаться, и немедля. Это ясно, Вади Ловчий?
— Приказывай, — с готовностью кивнул островитянин.
— Во-первых, кормить я вас не буду, пропитание заготовьте себе сами. Желательно — на месяц вперёд. Во-вторых, заплачу, как и своим людям, по окончании дела. По пятьдесят гульденов каждому и сотню — старшему, если хорошо себя покажите. В-третьих, выбросьте оружие, оно вам вряд ли пригодится, найдите рабочие топоры, ножи, верёвки, заступы, лопаты и прочий инструмент. Вы будете работать, как положено карлам — свободным поселянам.
Тут ватага взбурлила негодованием, точно луковая похлёбка:
— Не для того мы взяли в руки оружие, чтобы снова гнуть спину!
— Мы не рабы, рабы не мы, а мы — свободные воины!
— Не станем копаться в грязи да дерьме!
— Верно, парни, у меня все уши навозом забиты!
— Оно и видно, — презрительно бросил Арнульф, — не хотите, как хотите. Но вам стоит иметь в виду, что вы живы лишь милостью Ньёрун Чёрной и матери щитовых дев Кьяллы. Когда бы я не поклялся ей, что в этом походе никто не возьмёт ни одного человека в рабы, лежать бы вам в одной яме с вашими хозяевами. Ваша участь ещё может измениться к худшему. Так что, коли тебе не по нраву мои правила, то иди ты, Вади Ловчий, да свистни в буй.
— Э, хёвдинг, что ты такой сердитый? — глуповато улыбнулся Вади. — Парни просто пошутили, а ты уже готов их вздёрнуть. Суровый ты человек! Конечно, мы станем служить тебе так, как ты сочтёшь нужным, ибо свобода и полсотни гульденов на дороге не валяются. Верно, братцы?
— Ну коли так, — хрипло гаркнул Арнульф, — тогда за работу!
…Викинги покинули Эрвингард в час, когда солнце было на юго-востоке. Во главе ехал на мохнатой серой коняшке сам Арнульф. Слева от него ехал Хравен. Свой алый шёлковый плащ он насадил на копьё, и теперь у отряда было знамя с вороном, как и положено викингам. Справа покачивался в седле Орм, рядом с ним шагал верный Рагнвальд. Чуть позади трусил на ослике Унферт Алмарец. За ними скрипели телеги: одни — с телами павших соратников, другие — с добычей и запасами еды. На козлах сидели люди Арнульфа, они же шагали по обе стороны от поезда. Замыкали шествие бывшие рабы, а нынче — надутые от гордости парни Вади Ловчего.
Кьятви Мясо бросили на один из возов. Живого — к мёртвым.
Горожане не пытались отомстить, перегородить дорогу, призвать налётчиков к ответу. Обругать, наконец, осыпать проклятиями! Нет. Они лишь украдкой смотрели на викингов, затаив дыхание. Провожали их испуганными глазами, точно мертвецов, что возвращаются в курганы.
— Забавно чувствовать себя чудовищем, не находите? — пошутил Хаген.
Ему никто не ответил. Даже Торкелю эта шутка не показалась остроумной.
К тому же у Торкеля был иной повод для радости: он нашёл четвероногого друга. На псарне. Там в разгар очередной стычки спустили собак и они куда-то делись. Пегий щенок гончей остался один. То был не молочный кутёнок, у него прорезались зубы, а лапы достаточно вытянулись и окрепли, чтобы носиться по двору. Хвост болтался туда-сюда, как дубинка. Звонкий лай походил на мальчишечий голос.
— Что, сукин сын? — спросил его Торкель. — Где твои друзья? Бросили тебя, горемыку?
— Гав-гав, — сказал щенок — такова, мол, сучья моя жизнь.
— Давай дружить, морда, — предложил Торкель, — я буду тебя кормить, а ты будешь сторожить мои вещи. А то Бьярки да Хаген жадно глазеют на мой мешок. Тебя как звать?
— Гав, гав, — сообщил щенок, — гав-гав!
— Варф? — улыбнулся сын Ульфа Серого. — Привет, Варф. А я — Торкель Волчонок.
— Варфф? — насторожился пёсик.
— Да, таково моё прозвище. Мы с тобой будем как пёс и волк в народной сказке. Ну, ты знаешь — там хозяин выгнал старого пса из дому, он пошёл в лес, познакомился с волком…
— Что это ещё за псина блохастая? — проворчал Хродгар. — У тебя детство в жопе взыграло?
— Да ладно, пусть будет, — вступился Хаген, который тоже любил всякую живность.
