Лекарство от зла - [10]

Шрифт
Интервал

Каждый человек рождается без предубеждений. Пред-убежде-ния. Перед своими убеждениями. Перед тем как у тебя появятся убеждения, ты всего лишь розовая сладенькая попка. А когда ты вырастаешь, то становишься задницей с убеждениями. У новорожденного нет ожиданий. А его создатели переполнены ожиданиями. Они ожидают, что он их осуществит, что он их продолжит, что будет жить вместо них, что он преодолеет вместо них чиновничью стену, которая их раздавила. Столько ожиданий от одной едва дышашей попки.

Вот тут видно, что я не хотела выходить из закрытого темного места. Я сердита. Меня вытащили насильно. Посиневшая, скорчившаяся от страха. А сейчас я буду жить. Уж раз начала, то дойду до конца. Здесь какая-то неловкая тетка меня уронила. Я упала на голову. Наверное, с тех пор я не могу мыслить синхронно. И теперь я брошена. Мне все это говорят. Брошенный человек гибок и умеет приспосабливаться. Он часто падает, но всегда поднимается. Тут я хожу! Глупенькая. Если бы была умней, настояла бы, чтобы меня носили на руках. Я всегда пыталась делать что-то не то. Здесь я маленькая, злая, с доброй собакой у ног.


Другие девчонки избегали общаться со мной. Во дворе я играла одна. Это было одно из «домой». У нас во дворе был сеттер. Добродушный черный пес, умирающий от желания поиграть с кем-нибудь. Кто знал о том, что это слишком добрая собака? Только я. Другая девочка этого не знала. Она подсмеивалась надо мной. Я показала ее сеттеру. Новая игрушка. Он бросился к ней, я бросилась к стеклянной веранде и закрыла дверь на ключ. Она кричала и даже описалась. Я представляла, как черный зверь разрывает на части предательницу. Я даже не подумала отпереть веранду. Напряженное удовольствие, пугающее наслаждение. Жестокость? Нет. Это реальность. Просто вновь взбунтовалось мое чувство справедливости.


Вот еще один дом из многих тех, в которых я жила. Ни один из них не был моим. Человек говорит «Мой дом». Этого ты не можешь делать, пока находишься в моем доме. Понимаешь? В моем доме так заведено! Хорошо. Ты сразу начинаешь искать собственный дом, чтобы говорить другим, что ты находишься на своей территории. Выходишь замуж и… Я в своем доме! Жила на всех этажах от подвала до крыши. На севере, на юге, еще раз на севере, на западе, на северо-западе. А родилась я у моря. Есть те, кто родились в воздухе, на земле, на поле, в телеге, запряженной буйволом, есть те, кого выбросили в помойку, и те, кто родился в Шотландии. Я — не из их числа.

Это мой брат. Он родился, и последовали ожидания. Только одно мне непонятно. Раз ты хочешь еще одного ребенка, значит, первый ребенок неудачный. Или тебе мало? А может быть, второй ребенок дает право выбора. Смотришь, какой получше, а другого забываешь в школе. С тех пор как родился мой брат, я постоянно следила за тем, чтобы меня нигде не забыли, потому что я злая. Я знаю, что плохая, но не могу вернуться домой с завязанными глазами. Всегда предпочитала быть Гензелем и Греттель, чем Красной Шапочкой. И мой брат не теряется… Он неплохой.


А тут я совсем толстая. Всезнающая и всемогущая, с красным галстуком, в белой блузке и черной плиссированной юбке. На фотографии на вечные времена запечатлены прилежность, старание и очевидное желание выпятиться. Довольная физиономия, маленькие лицемерные глазки, длинный нос. Я лиса. Вишу на шведской стенке и реву. Не могу слезть. Вообще-то могу, но меня всегда снимает учитель по физкультуре, а это так приятно. Не умею лазать по канату. Все смеются надо мной. Пока они смеются, я первая в очереди в буфет и жую пончики с кремом. Когда смеющиеся слезут с каната и забросят мяч, перед прилавком буфета будет такая очередь, что и пончики закончатся, и сухих булок не останется.

Здесь я уже раздвоилась. Это заметно. Одна моя половинка медлительная, неловкая, все смеются над ней. А другая — ловкая, наблюдательная и изобретательная. Я иду по коридорам и бормочу себе под нос: «Смейтесь, смейтесь, дураки. Вы даже не представляете, на что я способна». Никто не представляет.


Классный час. Урок политического просвещения и образования. Хрущева сняли с поста, но никто не смог сказать об этом раньше меня. Нет. Дома мой брат всегда на первом месте, но здесь никто не может быть лучше меня. Один миг, и я уже поднимаю руку. Спокойно говорю о том, что Живкова сняли с поста. Логично. Кроме того, я присутствовала на всех политинформациях. И знаю: все, что происходит на Востоке, неизбежно случается и у нас. Обычно все повторяется точь-в-точь, даже в тот же самый день. Железная логика, но впервые слышу молчание. Я погружаюсь в тишину, как в болото. Учительница разговаривает с кем-то через окно. Потом в комнате раздается хохот, а потом оказывается, что я заблуждалась. Классная смотрит на меня по-особенному. Она вся покраснела. Я знаю, почему. И она тоже смеется, но только внутри себя. Дома меня спрашивают, как прошел день. Хорошо. Плохо. Просто отвратительно. В политике можно потеряться. Я больше не позволю себе заблуждаться.


Здесь закончилась часть ожиданий и я получаю приз. Теперь меня привлекает счастье, но хочу, чтобы оно было таким. Как в классических любовных романах. Можно ли представить себе, чего я хотела после окончания седьмого класса? Куклу. С моргающими глазами и говорящую «мама». Так я вошла в подростковый возраст — с куклой. Я чувствовала себя Алисой в Стране чудес, но вместо волшебства вокруг были сплошные запреты. Нельзя было все. Волнующее, возбуждающее, кружащее голову! Проецирующее и вызывающее. Вкушаешь от запретного плода и жуешь, пока слюна не станет кислой. Смотришь только, чтобы тебя не поймали. Прекрасное ощущение лакомства. Сигареты — вредны, спиртное — ни в коем случае, Джимми Хендрикс — строго противопоказан, Битлз — тоже. Береты — обязательны. Вот это уже почти я. До краев напичканная запретами. Длинные ноги, торчащие из-под короткой юбки, подчеркивающей большой размер стопы. Как татуировка на носу. Сжатые губы, недоверчивый, озлобленный взгляд. Это я. Уже недовольна. Чувствую разницу. У некоторых есть, у других — нет. Меня не научили хотеть. Я принимаю только то, что мне предложено…


Рекомендуем почитать
Хулиганы с Мухусской дороги

Сухум. Тысяча девятьсот девяносто пятый год. Тринадцать месяцев войны, окончившейся судьбоносной для нации победой, оставили заметный отпечаток на этом городе. Исторически желанный вождями и императорами город еще не отошел от запаха дыма, но слово «разруха» с ним не увязывалось. Он походил на героя-освободителя военных лет. Окруженный темным морем и белыми горами город переходил к новой жизни. Как солдат, вернувшийся с войны, подыскивал себе другой род деятельности.


Спросите Фанни

Когда пожилой Мюррей Блэр приглашает сына и дочерей к себе на ферму в Нью-Гэмпшир, он очень надеется, что семья проведет выходные в мире и согласии. Но, как обычно, дочь Лиззи срывает все планы: она опаздывает и появляется с неожиданной новостью и потрепанной семейной реликвией — книгой рецептов Фанни Фармер. Старое издание поваренной книги с заметками на полях хранит секреты их давно умершей матери. В рукописных строчках спрятана подсказка; возможно, она поможет детям узнать тайну, которую они давно и безуспешно пытались раскрыть. В 2019 году Элизабет Хайд с романом «Спросите Фанни» стала победителем Книжной премии Колорадо в номинации «Художественная литература».


Старинные индейские рассказы

«У крутого обрыва, на самой вершине Орлиной Скалы, стоял одиноко и неподвижно, как орёл, какой-то человек. Люди из лагеря заметили его, но никто не наблюдал за ним. Все со страхом отворачивали глаза, так как скала, возвышавшаяся над равниной, была головокружительной высоты. Неподвижно, как привидение, стоял молодой воин, а над ним клубились тучи. Это был Татокала – Антилопа. Он постился (голодал и молился) и ждал знака Великой Тайны. Это был первый шаг на жизненном пути молодого честолюбивого Лакота, жаждавшего военных подвигов и славы…».


Женский клуб

Овдовевшая молодая женщина с дочерью приезжает в Мемфис, где вырос ее покойный муж, в надежде построить здесь новую жизнь. Но члены религиозной общины принимают новенькую в штыки. Она совсем не похожа на них – манерой одеваться, независимостью, привычкой задавать неудобные вопросы. Зеленоглазая блондинка взрывает замкнутую среду общины, обнажает ее силу и слабость как обособленного социума, а также противоречия традиционного порядка. Она заставляет задуматься о границах своего и чужого, о связи прошлого и будущего.


Фонарь на бизань-мачте

Захватывающие, почти детективные сюжеты трех маленьких, но емких по содержанию романов до конца, до последней строчки держат читателя в напряжении. Эти романы по жанру исторические, но история, придавая повествованию некую достоверность, служит лишь фоном для искусно сплетенной интриги. Герои Лажесс — люди мужественные и обаятельные, и следить за развитием их характеров, противоречивых и не лишенных недостатков, не только любопытно, но и поучительно.


#на_краю_Атлантики

В романе автор изобразил начало нового века с его сплетением событий, смыслов, мировоззрений и с утверждением новых порядков, противных человеческой натуре. Всесильный и переменчивый океан становится частью судеб людей и олицетворяет беспощадную и в то же время живительную стихию, перед которой рассыпаются амбиции человечества, словно песчаные замки, – стихию, которая служит напоминанием о подлинной природе вещей и происхождении человека. Древние легенды непокорных племен оживают на страницах книги, и мы видим, куда ведет путь сопротивления, а куда – всеобщий страх. Вне зависимости от того, в какой стране находятся герои, каждый из них должен сделать свой собственный выбор в условиях, когда реальность искажена, а истина сокрыта, – но при этом везде они встречают людей сильных духом и готовых прийти на помощь в час нужды. Главный герой, врач и вечный искатель, дерзает побороть неизлечимую болезнь – во имя любви.