Лекарство от нерешительности - [64]

— Кто это играет? — спросил я, ни к кому конкретно не обращаясь. — А то меня уже повело.

— Теплое молоко, — отозвался Санч.

— Так группа называется?

— Нет, я хотел сказать, что звучание этой музыки эквивалентно вкусу молока непосредственно из молочной железы любого млекопитающего.

Данное меткое замечание было встречено одобрительным мычанием. Через несколько минут Форд вопросил:

— Слушайте, а кого-нибудь уже торкнуло? — И беспомощно огляделся.

— Меня, — решил я его поддержать. Действительно, ладони вспотели, и желудок вел себя как-то неадекватно. Вдобавок начали с шипением испаряться мозги в районе затылка.

— А ты кто? — удивился Форд.

Но тут пробрало всех. Кэт встала и подняла руки.

— Умираю хочу заняться йогой! Давайте поприветствуем солнце! Повторяйте за мной!

Кэт спрыгнула на пол, мы последовали за ней, выстроились в затылок и раскинули руки.

— В Индии все совсем иначе, — сказала Ванита. — Там в основном мужчины…

— И это не лишено смысла, — на всякий случай ответил я. Я не понял, что конкретно делают в основном мужчины в Индии, однако было очевидно, что некоторые вещи мужчины действительно делают в основном, в отличие от не-мужчин.

Я вытянул руки вперед и, повторяя за остальными, стал поднимать их к некоей духовной точке, зависшей над моим теменем. Следующим упражнением было стиснуть ладони в бесшумном хлопке и, растопырив пальцы, медленно опускать руки, как бы процеживая свет. Мы повторили его раз шесть.

— К сожалению, для других асан здесь мало места, — сказала Кэт. — Но разве все мы не почувствовали, как наши легкие наполнились свежим воздухом? Восхитительно, правда?

Каждый с должной степенью снисходительности выразил свое «ага», и мы снова уселись на диваны.

— Кэт у нас хиппи, — сообщил Санч.

Форд:

— Хиппи хорошие. Только одеваются ужасно.

— И на голову больные, — добавил Дэн.

Кэт:

— Мы здесь все такие умные… Только подумайте — понадобились миллионы лет эволюции, чтобы получились такие умные люди, как мы.

— Шаг вперед и два назад, — сказал Дэн.

— Как хорошо, что ты здесь, — сказала Кэт Ваните.

Ванита улыбнулась, открыв зубы, на которых неизвестный стоматолог нажил целое состояние.

— Когда ты в компании — единственная девушка, это порой напрягает, — продолжила Кэт. — Все посмотрите на нашу новую подругу Ваниту и подумайте: «До чего же она хорошенькая!»

Четыре голоса с энтузиазмом подтвердили правоту Кэт. Санч — бог знает, под влиянием ее слов или просто так — начал расстегивать рубашку.

— Покажи нам свои соски! — заорал Форд.

— Ни за что! — испугалась Ванита.

Форд:

— Я имел в виду Санчевы соски.

Санч откинул голову, распахнул рубашку, поймал в чашки ладоней свои отвислые и рыхлые, как мешочки с горохом, мужские груди и покачал их. Мы с Фордом заржали, а Кэт произнесла:

— По-моему, это самые красивые соски в мире.

— Спасибо, — сказал Санч. — Этих слов я ждал с тех самых пор, как меня разнесло.

Форд:

— А вы знаете, что во время весеннего шоу эксгибиционистов наш Санч уезжает на остров Падре и там эксгибиционирует в надежде, что кто-нибудь похвалит его соски?

Санч во время шоу эксгибиционистов вообще не совался на улицу. Тем не менее он сказал:

— Все мои беды от общажной жизни. Мы, парни из общаги, требуем, чтобы женщины показывали нам свои груди, а на самом-то деле нам нужно, чтобы мир… чтобы миру захотелось взглянуть на наши груди. Вот почему на нас приходится такой большой процент операций по смене пола.

Кэт:

— Вперед, Санч. У нас же групповой кайф. Давайте хоть раз будем откровенны. А то вы, ребята с Чемберз-стрит, вечно имеете в виду не то, что говорите.

Форд:

— А Двайт разве не исключение?

— Хороший вопрос, — сказала Кэт.

— Двайт, покажи свои соски! — потребовал Санч.

Форд:

— Ванита, ты видела, какой наш Двайт блондинистый с головы до ног? Настоящая европеоидная горилла. Его пора в музей сдать.

— Что-то у Двайта испуганный вид, — заметила Кэт. — А давайте поговорим о том, какой Двайт у нас замечательный.

И все поговорили о том, какой я замечательный, — все, кроме Ваниты, но я не обиделся, потому что она в этой дискуссии была самой искренней.

Кэт уже завелась:

— Двайт, расскажи нам о своих фобиях!

— Нет у меня фобий. А все потому, что я не далее как сегодня в первый раз был на сеансе психоанализа. Так что все фобии…

Дэн:

— Откуда у тебя деньги на психоанализ?

— Сестра помогает.

Мои слова не вписались в коллективную эйфорию, поскольку были неверно истолкованы. Мне стало неловко перед Кэт. В то же время я чувствовал себя превосходно, великолепно, сногсшибательно. Еще и потому, что моя нога касалась Ванитиного бедра сквозь сиреневую — видимо, вискозную, а может, и креповую — юбку.

— Нет, Двайт, не верю, что у тебя нет фобии, — не унималась Кэт. Она сидела между мной и Дэном, так что ей удобно было расстегивать мою синюю рубашку «Брук Бразерз».

Санч:

— А может, его самая главная фобия — что его поймают, посадят в круг, разденут и начнут задавать вопросы?

Действительно, я очень боялся продолжения дружеского допроса — и странным образом ничуть не меньше боялся его прекращения.

Кэт, однако, успела забыть о моих фобиях; мысль эта прямо на глазах улетучилась из ее головы, уступив место другой, не менее экстравагантной.