— Вот так простор! — восхитился он. — Это ж, наверное, как море!
— А ты никогда не был на море? — спросил Виктор.
— Не приходилось, — с сожалением покачал головой Николай. И с жаром пообещал: — Ну уж теперь расшибусь, но побываю. Махну на корабле, куда подальше!
Гудел мотор, от кормы убегал и угасал вдали пенный след, легко скользили навстречу, вырастали на глазах и проносились мимо островки с торчащими и поваленными сосенками, чайки, словно соревнуясь с катером в скорости, обгоняли его в бреющем полете и, взмывая вверх, пронзительными криками возвещали о своей победе в этом состязании.
Свежий ветер, убаюкивающий плеск волн, завораживающие дали… Виктор временами закрывал глаза и спустя несколько секунд открывал их, чтобы убедиться — да, все это было и есть. И, даст Бог, пребудет вечно!
— Дурак Женька, что не поехал с нами! Разве такое когда еще увидишь? — неожиданно с жаром выпалил Николай.
Виктор согласился с ним: новые впечатления всегда действовали на него освежающе, а тем более незнакомые места. И разве думал он, в детстве тарабаря бессмысленную для него, ребенка, скороговорку: «Отец Онуфрий, Обходя Окрестности Онежского Озера…» — что когда-нибудь Судьба уготовит ему, как отцу Онуфрию, случай побывать на берегах этого Великого, украшающего Север, водоема?..
После непродолжительной остановки в небольшой приозерной деревушке, катер стали приближаться к острову Кижи. Не узнать его было просто невозможно…
Сойдя на причал, Резник потянул за собой Николая к аллее, ведущей прямиком к пропускному пункту. Они быстро миновали небольшой бар, киоски с напитками и сувенирами, промахнули, даже не взглянув на него, огромный с картой-схемой острова стенд и стали, прибавив шагу, обгонять одного за другим неторопливо бредущих экскурсантов. В результате, у касс заповедника они оказались первыми, ознакомились с перечнем цен за стеклом и купили билеты на часовую прогулку для граждан России. А что? Вид у них с Николаем — истинно славянский, по-русски говорят нормально, а паспорта у них никто не потребовал.
Могли они, конечно, «закосить» и под студентов, для которых билет был еще дешевле, но сзади уже напирали, стала образовываться живая очередь, и Виктор решил не усложнять дело.
По деревянным мосткам спустились в небольшую, изнеженную тишиной балочку, потом поднялись на пригорок, и взору их во всем своем первозданном великолепии предстала знаменитая Преображенская церковь.
Отсюда, с южной стороны, все остальные постройки погоста были закрыты ее громадой. Но даже если бы на всем непротяженном островке осталась одна эта церковь, они бы не уехали неудовлетворенными.
Невольно Николай с Виктором остановились — перехватило дыхание. Из махрового паласа трав это диковинно-замысловатое сооружение на фоне мягкого серого северного неба вырастало неожиданно и впечатляло. Одинокие немногочисленные березки у его подножья походили на бледные ростки, только вчера пробившиеся из-под земли. И не удивительно — кто смог бы посильно тягаться с ним, взлетевшем в небеса!
Поначалу всё в этом ансамбле пристроек, надстроек, неисчислимых витиеватых крыш и куполов казалось хаотичным, бессмысленным, неправдоподобным. Его создатель будто издевался над людьми: понатыкивал башенки тут и там, как Бог на душу положил, однако, приглядевшись повнимательнее, как озаришься вдруг: да что ж глаза мои не видели ничего? Всё тут в лад, всё к месту, гармоничнее и быть не может. И только почувствуешь это, как заиграют всеми оттенками моха чешуйчатые луковицы цилиндрических у основания куполов, изогнутся заманчиво похожие на пышные бедра разомлевших дев арочные своды крыш и станут подобными зорким дозорным в остроконечных шоломах, бдительно озирающих окрестности. Как тут не вспомнить васнецовских богатырей, как не замереть в немом восторге перед эдакой сказочной красотой. Уж, видно, здесь, в далеком суровом краю, никто не помешал зодчему во всю мощь развернуть крылья своей безграничной фантазии. И теперь даже кое-как приколоченные современные поперечные балки, сдерживающие старинный брус от разрушения, не испортили впечатления.
«Купола мохнатые Кижей» — как искра вырвалась у Резника поэтическая строка Вознесенского.
Чем ближе приближались они к погосту, тем выше и выше приходилось поднимать голову. Крест верхнего, центрального, самого крупного купола терялся в облаках. Мшистые, валом уложенные камни основания тесовой ограды, опоясывающей погост, казалось, хранили тепло Вечности. Было что-то упоительное в этой древности, в этой седой старине. Ни к бревнам церквей, ни к пирамиде часовни, ни к двускатной крыше ограды за триста лет ни разу не прикоснулись ни топор плотника, ни кисть маляра. Даже гриб-паразит, присосавшийся к верхней балке входных ворот, и тот, кажется, за сотни лет превратился в камень.
Прошли на территорию погоста, поднялись по крутым ступеням в Покровскую церковь, оказавшуюся действующей. В глубине её, в бархатном полумраке трепетал неяркий свет лампад и свечей, оттуда же доносился острый запах стелющегося из кадил ладана и лилось чарующее многоголосье, там, под тускло поблескивающими иконами, облаченный в ризу батюшка неторопливо обводил вокруг аналоя новобрачную пару.
