Лехнаволокские истории - [13]

Но все были в растерянности. Что они могли сделать? Ясно, что за такое можно было голову смело отрывать, но кто на это пойдет, они ведь не беспредельщики какие, в какой-то мере чтят и уважают закон, верят еще в землячество и совесть человеческую, хотя радости от того, что они признали этого бездушного скота бессовестным, мало.

— Я вам так советую, — снова сказал Суворов. — Поедьте к нему и потребуйте денег. Вам же как-то вернуться надо, что-то есть. Вот. Адрес его знаете?

Женька утвердительно кивнул.

— Вот, завтра и едьте. Хотите, я с вами рвану за компанию? — неожиданно закончил он.

Такой крайней решимости в этом угасшем обличье мужики еще не наблюдали. Конечно, это было бы кстати. Один вид Михаила, мнилось, нагнал бы на трусоватого Ивана страху. К тому же он местный, а это многое значило.

Все единодушно поддержали желание Суворова и решили, что к Ивану отправятся Саленко и сам Михаил, остальные останутся на месте — не дергаться же всем.

Когда с этим вопросом разобрались, разговоры повелись в основном о том, как сейчас тяжело простому человеку, который волей-неволей вынужден сорваться с насиженного гнезда, есть впроголодь, заниматься бог знает чем, лишь бы только прокормить семью и родственников, но по большому счету, просто выжить.

У каждого в запасе была какая-нибудь нелицеприятная история, где главную роль играли подобные мытари, размытая и растушеванная временем, начинающаяся почти одинаково.

«Когда нам из месяца в месяц перестали платить зарплату», — говорил один. Или: «Прибился я, значит, к этим ребятам…» — продолжал другой.

Когда очередь дошла до Женьки Гудзя, он поведал о случае под Воронежем года три назад, и хотя Бражко и Саленко хорошо знали эту историю, все же послушали еще раз.

Им не пришлось напрягать воображение — подобные истории в десятках мест происходили с их друзьями и знакомыми.

В тот год выдался большой урожай на фрукты. Народ и ранее нанимался убирать фрукты в страдную пору, потянулись и сейчас, рассчитывая заработать за сезон хорошие деньги. Гудзь тогда как раз попал в строительное межсезонье. Прикинул, что успеет до начала активных строек чего-нибудь подзаработать и со спокойной душой, оставив жене н-ную сумму, отправился дальше.

Поехал со знакомыми, вчетвером. На фруктовом ряду, сказали, больше и не надо. Работа не сложная: съём и подбор. Съём в один контейнер, подбор в другой.

Мужики, которые ездили раньше, рассказывали про уютное общежитие с комнатами на четверых, про кормежку за счет совхоза и прямо-таки неограниченный объем работы: сначала — яблоки, потом — груши, а там, глядишь, и черноплодка подойдет. А для души — небольшой перерабатывающий заводик за забором общежития. Яблочный сидр, игристые и крепкие вина на любой вкус! «Перелезешь вечерком через забор — сторож тебе полный чайник сидра прямо из шланга нальет — благодать… Чем не житуха!».

Женька ехал, окрыленный надеждой. Однако на месте оказалось — всё по-другому. Совхоз как таковой вроде и сохранился, но уход за садами и сбор урожая отдали на откуп арендаторам.

При въезде на территорию общежития их встретила бригада коротко стриженых амбалов в спортивных костюмах, тут же отобрали паспорта и распределили по комнатам, да не по четыре, а по шестеро человек. С окон исчезли шторы, с полов — ковровые дорожки. От предыдущей смены остался не выветренный сигаретный дым, запах крепкого мужского пота и закопченный потолок.

«Сегодня же и приступаете», — объявили им сразу же. Легкий обед — и в сад. А дальше — как на плантации. На работу — с первыми петухами, туман еще обволакивал верхушки деревьев, с работы — ближе к полуночи: предприимчивые арендаторы в междурядьях навешали прожекторов, до утра готовы были с людей шкуру драть. Кормили, как собак: супы безвкусные, тушенка с жилами. И оплата не как раньше — понедельно, а полный расчет в конце сезона.

Кто роптать начинал, тому тут же рот затыкали. Кто пытался бежать, — ловили, возвращали и после недвусмысленного рукоприкладного внушения снова гнали в ряды. А уж там — свои конвоиры. Были и охранники с собаками.

«В общем, настоящий концлагерь. Ни законов, ни порядка — сплошной беспредел».

И уж так люди отчаялись, никто не верил, что вообще они увидят какие-то деньги, и лучше, наверное, вернуться домой, а не гнуть спину на каких-то отморозков.

Однако прошел почти месяц, прежде чем Женька и его приятели решились на побег.

Из общежития выбрались ночью через окно уборной и без передыху, с бега трусцой переходя на быстрый шаг, с быстрого шага на бег, устремились неведомо куда по бездорожью, пока не наткнулись на железнодорожное полотно. По нему добрались до какого-то полустанка, а там, с оставленными от ужина тремя пирожками с горохом и без копейки денег, втиснулись в электричку, следующую на запад, домой, только в вагоне поверив, что спаслись таки из непредвиденного ада.

Так вчетвером на трех пирожках и проехали тысячу с лишком километров, как кошмарный сон вспоминая свою «фруктовую» эпопею.

9

Чуть свет Саленко и Суворов поднялись, выпили крепкого чаю и отправились в город.

Утренний туман низко завис над Онегой, прохлада освежала, и хотя холода не ощущалось, Суворов слегка ежился и дрожал. Отчего-то стал мерзнуть и Саленко, когда они переходили через понтон. В автобусе им стало не намного теплее. Стылость будто разъедала изнутри.