Легко в бою - [16]

— Нет, ты нужна мне, — ответил он, удивлённый её пожеланием. — Разве ты не чувствуешь? Мы связаны, и суть нашей магии в том, что мы должны быть рядом.

— У меня нет уже никакой магии, — отвечала она упрямо. — И моя ненависть к магии куда больше, чем страх перед таким чудовищем, как ты. Не желаю слышать ни о какой связи. Уходи!

— Я не уйду без тебя, — возразил он.

Ему нечего было сейчас предложить, память ничего не подсказывала, и он даже не знал точно, умел ли вести такие разговоры раньше или всегда брал то, что хотел, силой. Но к ней нельзя было применить силы. Он мог бы сломать её, выпить её жизнь, но только потерял бы, а не приобрёл.

— Нали, — вспомнил он имя, которого никогда не знал. Подсказала магия, что ещё жила в ней, замкнутая, не имеющая возможности выйти на волю. — Нали… Я могу воскресить то, что ещё горит внутри тебя.

— Кто сказал тебе моё имя? — в глазах её на миг качнулся страх, но тут же переродился в гнев. Прежде сидевшая спокойно, она порывисто поднялась и резко отбросила волосы со лба. — Мне не нужна магия. Я веду тихую жизнь, в которой истратила все возможности для счастья. Что даст мне твоя сила? Отмотает время назад?! Вернёт мне силы и молодость? Пустое!

Шаас смотрел на неё и чувствовал, как в ней вскипает волна ненависти и гнева. Кто обидел её и почему она не сумела простить, ему было вовсе неважно. Главное, что этот жаркий пожар внутри походил на его собственный. Откликался в нём, точно натянутая сквозь всю его плоть струна начинала дрожать, колебалась всё сильнее.

— Твой гнев и есть сила, — подался он вперёд, ведомый одним лишь инстинктом, который неведомым образом знал, на что надавить, куда подтолкнуть. — Дай ему вырваться на волю. Мы сможем отомстить всем твоим обидчикам.

— Одного давным-давно забрало море, остальных я не помню по имени, — отмахнулась она, хищно щуря глаза. — Месть… Что мне с неё?

— Мы отомстим всему миру! — почти прорычал он.

Он поймал её ладонь и понял, что она дрожит всем телом. Её глаза стали почти чёрными от внутренней боли, и никто не смог бы помочь, никто не сумел бы выпустить её наружу. Днями и ночами она собирала свои одиночество и ненависть по капле, лелеяла их в глубинах сердца, и теперь они вызрели, став ядом. Шаас видел это. И жаждал напиться, напитаться им. Она стала переполненным колодцем, в котором клубилась ядовитая пряная желчь, способная отравить или испепелить, пожрать или изъязвить всякого. Но для него она была желаннее любого напитка.

Он заговорил с магией, не с Нали. Гортанные звуки, похожие на перестук камней, похожие на шелест горных рек, на вой ветра в горах, срывались с его губ, но сила всё не отвечала. В голосе его звучали отзвуки гроз, бормотали травы, шуршали волны и внезапно громогласно вскрикивали шторма, а Налина стояла, не шелохнувшись, закрыв глаза. О чём она думала в этот момент, так беспомощно запрокинув шею, обнажая беззащитное горло? Жаждала ли она умереть?

Шаас взрыкнул и снова принялся уговаривать силу показаться, выплеснуться… Он никак не мог взять её сам, и это уже удивляло. Сколько магии он забирал, не находя препятствий, а тут хрупкая женщина, которая даже не стала магичкой, умеет противиться ему, не желая делиться ни единой каплей! Он невольно проникся уважением, почти признал её даже не равной, а стоявшей несколько выше, чем он сам. И в тот самый миг, когда уже решил, что не получит совсем ничего, магия вырвалась из неё, заставив застонать. Шаас увидел, как по её коже разбежались искры, как на мгновение запламенели волосы и в глазах вспыхнул целый пожар.

— Что ты сделал? — спросила она хрипло, обратив на него полыхающий взор. Магия выглаживала её черты, струилась по морщинкам огненными всполохами, как будто её кожа стала остывающей лавой.

— Позвал твою силу, всю, что осталась, — он улыбнулся бы, если б помнил, как это делается.

— И что мне делать с ней?! — всё ещё преображаясь, она вспыхнула изнутри, испытав новый гнев.

— Я помогу её направить, — предложил он, ничуть не испугавшись этого. И теперь она смотрела на него иначе, в ней больше не осталось ничего от той, что смирилась, от той, что ненавидела столько лет, ничего не в силах сделать. Да и от женщины в ней ничего не осталось. Она не обратилась чудовищем, как он сам, но стала духом стихии, голосом стихии, который пока ещё не знал, какую песню спеть.

Шаас кивнул ей — теперь им не требовалось слов. Он чувствовал — Нали готова поддержать его. Эта Нали была его частью. Он раскрыл ей объятия и пообещал:

— Мы отправимся в Льен.

* * *

Кенси не трудно было понять, что магические потоки нарушились, а потом стали иссякать источники, питавшие колодцы деревеньки и позволявшие выращивать сады. Гостеприимная старушка — Марана, вот как её звали, — приняла её радушно, но было сразу заметно, что у неё точно есть умысел — привечая магичку, она желала получить помощь для всей деревеньки. В одиночку Кенси, конечно же, справиться с этим не могла, но обещала направить сюда магов, едва доберётся до города. Магический резерв восстанавливался очень неохотно, Кенси чувствовала себя больной, и даже недолгая прогулка была для неё небывалым подвигом.