Легион обреченных - [143]

— Как ты оказался на небезызвестном средиземноморском острове? — был следующий вопрос Таганова.

— Меня нашел какой-то американец и предложил туда поехать. Пообещал, что там я могу жениться на единоверке и хорошо зарабатывать...

— И где работал?

— На радиостанции «Поход за свободу». Там был огромный парк, запущенный, перерытый канавами с водой... Под ее вывеской скрывался шпионский центр ЦРУ, где перехватывались и обрабатывались чужие секреты...

— Много работало там народу?

— Переводчики, редакторы, инженеры, телетайписты шифровальщики... Выуживали сведения о местонахождении заводов, нефтепромыслов, электростанций, аэродромов, воинских частей... Часть сведений переправлялась радиостанциям «Голос Америки» и «Свободная Европа». Среди персонала были русские, украинцы, поляки, болгары, албанцы, турки, арабы — короче, те, кто служили еще нацистам или по разным причинам эмигрировали из своих стран.

— Чем ты конкретно занимался?

— Сперва меня проверили, умею ли стрелять из пистолета. Я неплохо поразил все мишени. Потом полковник Джеймс предупредил меня: тот, кто пришел сюда однажды, останется навсегда — с радиостанции уходят лишь по их воле... Я стал боевиком.

— Какие задания исполнял?

— Как-то мне из окна показали смуглого мужчину средних лет с толстой самшитовой тростью. Он несколько лет работал дешифровальщиком, но задумал сбежать. Я выследил, что у него в трости вмонтирован острый автоматический штык. Тенью ходил за смуглым, пока однажды ночью полиция не подобрала его труп... Он напоролся на свой штык. — Нуры опустил голову. — Утром радио сообщило, что агенты Москвы убили честного человека...

— Что еще?

— Потом я завалил одну операцию... Неудачно стрелял, и субъект, который должен был умереть, попал в больницу и кое-что рассказал местным газетчикам. Кстати, при погоне полицейский тоже прошил мне пулей плечо... Дело замяли, а я, чуть подлечившись, спешно вылетел в Канаду. Туда меня послали знакомиться с членами делегации из советских республик, которая прибыла на международную выставку. Я имел деньги и фотоаппарат. — Каракурт вдруг оживился. — У меня была инструкция: «Ищите любителей выпить — пьяному море по колено. В таком состоянии человек польстится порнографией, деньгами, начинает хвастаться — эта слабость свойственна в большей или меньшей степени каждому. Ищите хвастунов, и они попадут в тщательно расставленную сеть...» Но там я сам попал в «советскую ловушку»...

— Продолжайте, продолжайте, — кивнул Таганов.

В канадском городе Курреев неожиданно встретился со своим односельчанином, молодым агрономом, который рассказал о Конгуре, и Нуры забыл об инструкциях... Он, представлявший Конгур убогим, с жалкими карагачами и изнывающим от жары, часто вспоминал единственный колодец на такыре, мейдан — место сбора старейшин, детских игр... А агроном вдруг обрисовал ему благоустроенный поселок с густой зеленью. Самое поразительное для Нуры было то, что его любимая Айгуль не вышла ни за кого замуж, воспитала сына, который окончил институт и стал инженером, выучила дочь, окончившую аспирантуру в Новосибирске. Гульшат живет в Москве, стала кандидатом наук, продолжает свои научные исследования. И, наверное, агроном еще долго говорил бы с Нуры, если бы у того не вырвалось признание, что он, Нуры, сын Курре, предал Родину... Агроном взглянул на него, как на прокаженного, и ушел, презрительно плюнув себе под ноги.

По просьбе Каракурта один турок написал в Конгур письмо и неожиданно получил оттуда ответ. В селе еще жива была мать Нуры. Курреев долго и тоскливо разглядывал вложенную в конверт фотокарточку со своим семейством. Айгуль была одета по-европейски — в платье с коротким рукавом, а Нуры помнил ее в яшмаке — платке молчания, с большим ведрообразным бориком на голове... Ему вспомнились минуты, когда он скакал на жеребце под свист пуль вместе с Эшши-ханом и с отцом, оставляя беременную жену и сына. Неужели это был он?! Будь проклят тот день и час, когда его нога ступила на чужую землю, оставив на Родине дорогих ему людей...

После Канады, возвратившись на остров, Нуры искал дня и часа для побега. Однажды он вышел из парка в город прогуляться по вечерним улицам, миновал магазины с яркими витринами и оказался на окраине. Не зная зачем, он шел и шел по равнине, представляя родной аул с предутренним пением петухов, криком пастуха, запахом свежего хлеба... Потом Нуры вернулся и на безлюдной улице встретил приземистого толстяка — не то немца, не то австрийца. Однако тот заговорил с ним на английском, попросив прикурить.

Нуры достал зажигалку. Незнакомец смачно затянулся, явно напрашиваясь на знакомство.

— Вы случайно не азиат?

Нуры приберег грубость, пожал неопределенно плечами. Но толстяк не унимался:

— Вас интересует история сельджуков?

Это был... пароль. Нуры сразу насторожился: ведь прошло уже двадцать с лишним лет, как он расстался с Вилли Мадером, когда тот обменялся с Курреевым услышанным паролем. В ту пору Гитлер уже покончил с собой, а его бонзы еще не были осуждены или пока не успели последовать примеру фюрера. Каракурт вспомнил живописные Баварские Альпы, старинный замок неподалеку от горного озера, где проныра Мадер, щеголявший новыми подполковничьими погонами, собрал остатки агентов: «Придет время, и мы призовем вас!» Там Нуры приметил моложавого немца в генеральском кителе — будущего шефа официальной разведывательной службы Западной Германии Рейнгарда Гелена, известного лишь немногим под псевдонимом Вагнер. С тех пор Курреев и хранил в памяти пароль гитлеровской разведки.