Легион обреченных - [145]

— Да... Они, немец и американец, не скрывали своих тесных контактов.

— Что же тебе сказал Кук?

— Он объяснил, что ловкие боевики с ножом, отравой и пистолетом выходят из моды. Нужно, мол, действовать иначе — острым словом, клеветой или хитростью. Взрывать советский строй изнутри, расшатывать его, вести идеологическую диверсию...

— Что он тебе предложил конкретно?

— Проникнуть в одну из республик Средней Азии, вжиться в обстановку, для начала завести знакомства среди всяких скептиков, болтунов, у которых плохо держится за зубами государственная тайна, искать богемствующих юнцов, из которых можно выкормить шпионов и предателей... Разумеется, их регистрировать, изучать...

— И все-таки тебя берегли и для других дел. Тебе же дали имена и явочные квартиры, чтобы ты связался с агентами, заброшенными в Среднюю Азию в войну и после войны.

— Мне сказали, что связь по радио каждую пятницу, сеанс в последние пять минут каждого шестого часа, в любое время суток. Вот и все.

— Погоди, Каракурт! Ты же сказал, что при входе Мадер успел перекинуться с тобой словечком тайком от Кука. Он считал себя не столько американским, сколько немецким шпионом.

— Да, — кивнул Нуры. — Это так. Но это оказалось ерундой.

...К условленному времени Курреев пришел в тенистую аллею сада картинной галереи. Он сидел на скамье, листая журнал. Устав ждать, забеспокоился, как вдруг заметил чью-то фигуру и стал следить за ней. В это время какая-то молодая женщина приблизилась к нему, ее дорожная сумка была набита свертками, но по неосторожности она выронила ее, и свертки рассыпались. Нуры поспешил помочь, чтобы поскорее избавиться от непрошеной свидетельницы. И вдруг женщина, нагнувшись, шепнула ему пароль и, услышав ответ, назвала адрес: «Гогенцоллернштрассе, станция техобслуживания автомобилей Отто Коскофа. К восьми часам вечера в воскресенье».

Со станции Курреева отвез на машине в сторону букового леса некий господин с боксерской шеей, высадил у небольшого трехэтажного дома в стиле модерн. В одной из комнат Каракурт встретился с Мадером. Тот выставил на стол бутылку бренди. В кабинете не было ни ковров, ни часов, ни картин, лишь над письменным столом висела гипсовая копия посмертной маски Фридриха Великого.

— Я уважаю вас, мой эфенди! — горячо зашептал Мадер, перегибаясь через стол в знак особой доверительности. — Я помог вам, сделал все, чтобы никто не заинтересовался вашим подозрительно благополучным возвращением из Туркмении... Вы мой крестник, а кто рубит сук, на котором сам сидит? А Фюрста нет, достукался: не рой яму другому — сам в нее угодишь... Теперь вы мой должник. А уважаю вас за смелость. Помните, как вы во Франкфурте-на-Майне прикончили одного американского офицера? Узнай о том американцы, расстрела не миновать.

— Плюнь на Кука! — хмелея, продолжал Мадер. — Человеку даны два уха и один язык, лучше молчать и слушать, чем плохо слушать и много говорить. Вы старый немецкий агент. Не пора ли нам работать не на янки, а на себя?

— А если я не соглашусь?

— Мой эфенди, — в голосе Мадера зазвучал металл. — Мы достаточно самостоятельны, чтобы избавиться от непослушного агента. Правители приходят и уходят, а разведки остаются. Разведчики вечны, мы пригодимся и через двадцать, и через тридцать лет... Американцы и англичане не простят большевикам их победного шествия по Европе. Они перегрызутся, а нам пожива...

— А если я скажу обо всем американцам? Куку?

— Двойной игры они тебе не простят! — заключил Мадер, чуть побледнев. — По крайней мере усомнятся в твоей преданности.

Каракурту ничего не оставалось, как принять предложение Мадера.

— Ты будешь заброшен американской разведкой в Среднюю Азию, — сообщил Мадер. — Я назову тебе имена и пароли среднеазиатских агентов, разумеется, не для того, чтобы использовать их на пользу янки, которые кооперируются с англичанами... Исключительно в целях содействия разведке ФРГ...

За несколько недель допроса, который вел Таганов. Каракурт уже привык к роли рассказчика. Он старательно вспоминал существенные и незначительные подробности из своей жизни. Ашир вел допрос ровным голосом. Но за внешним спокойствием скрывалась упругая, как тетива, мысль. Опытный чекист заданным будто невзначай вопросом заглядывал в тайники души допрашиваемого, располагал к разговору, и тогда у Каракурта неизбежно всплывали имена, даты, новые подробности... Ашир понимал, что Нуры кое-что скрывает, прячет в узелках памяти. Сейчас Таганов ждал, что Каракурт назовет имена среднеазиатских агентов, которые передал ему Мадер. Однако Нуры уже переключался на другое...

— Погоди, Нуры, — мягко остановил его Таганов. — Ты вспомни фамилии, что перечислил тебе Мадер...

Каракурт пожал плечами:

— Эти пароли и явки хорошо знают американцы, — попытался увильнуть он от ответа.

— Что ж, тогда изложи, как узнали американцы тайну Мадера, которую он доверил лишь одному тебе,— как бы равнодушно заметил Таганов. Он смекнул, что Нуры точно рассчитал, чем может вызвать горячий интерес.

— Дело в том, что на второй же день после беседы с Мадером я был снова приглашен на встречу с Куком, Он встретил меня злобно. Долго кричал, что я продался этому немецкому ослу, грозился расстрелять... А потом включил магнитофон, который точно воспроизвел всю нашу беседу с Мадером. Я слышал даже звук плотно закрываемой двери, звон рюмок. Но американец, поиздевавшись надо мной, остыл, усадил в кресло и заговорил ровным голосом: «Тебе, Каракурт, показалось, что уже наступило время, когда ты можешь спеться с немцами против американцев. Ошибаешься!» Далее он строго приказал мне держать язык за зубами и преданно выполнять поручения Мадера, разумеется, ставя обо всем в известность самого Кука. На всякий случай взял с меня письменное обязательство все секреты федеральной разведывательной службы Западной Германии, которые станут мне известны, передавать американской разведке. Кук обещал платить больше, чем Мадер... Он заверил, что мне будет обеспечена беззаботная старость.