Легион Фалькенберга - [3]

Красивый офицер шел быстро, пока не остановился перед дверью, ничем не отличавшейся от остальных. Он нажал наружную кнопку на панели.

— Входите, — отозвалась панель.

В помещении было восемь столов, но находились только три человека, и все они сидели за одним столом. По контрасту с серыми коридорами снаружи помещение казалось почти парадным: на стенах роспись, мебель мягкая, а на полу что-то похожее на ковры.

На дальней стене — герб Совладения: американский орел и советские серп и молот, цвета красный, белый и синий, белые звезды и красные звезды.

Три человека со стаканами в руках казались безмятежными. На всех гражданская одежда, очень похожая на одежду Джона, только у старшего покрой более консервативный. Двое остальных казались ровесниками Джона, может, на год старше, не больше.

— Один из наших, сэр, — сказал красивый офицер. — Новый гарди заблудился среди колонистов.

Один из младших рассмеялся, но старший коротким взмахом руки прервал его смех.

— Хорошо, мичман. Спасибо, Входите, мы не кусаемся.

— Спасибо, сэр, — ответил Джон. Он неуверенно прошел в дверь, гадая, кем могут быть эти люди. Вероятно, офицеры СВ, решил он. Красивый офицер не стал бы так себя вести с другими. Как ни испуган был Джон, его аналитическое сознание продолжало работать. Он осмотрел помещение.

«Определенно, офицеры СВ, — решил он. — Возвращаются на Лунную базу из отпуска. А может, исполняли какуюто миссию в нормальном тяготении. Естественно, они в штатском. На Земле показаться в мундире СВ не при исполнении означало самоубийство».

— Лейтенант Хартманн, к вашим услугам, — представился старший. — А это гардемарины Рольников и Бейтс. Ваше предписание? Бумаги?

— Джон Кристиан Фалькенберг, сэр, — сказал Джон. — Гардемарин. Точнее, наверное гардемарин. Но я не уверен. Я не давал никакой присяги.

Все трое рассмеялись.

— Еще дадите, мистер, — сказал Хартманн. Он взял документы Джона. — И гардемарином все равно станете, даже и без присяги.

Он разглядывал пластиковую карточку, сравнил лицо Джона с фотографией, потом прочел надписи. И присвистнул.

— Член Большого Сената Мартин Грант. Действовал через друзей во Флоте, без сомнения. Не удивлюсь, если с такой поддержкой вы вскоре обгоните меня в звании.

— Сенатор Грант учился у моего отца, — сказал Джон.

— Понятно. — Хартманн вернул документы и знаком пригласил Джона садиться. Потом повернулся к одному из гардемаринов. — А что касается вас, мистер Бейтс, то не понимаю вашего веселья. Что смешного в том, что один из ваших собратьев-офицеров заблудился среди колонистов? Вы сами никогда не бывали в таком положении?

Бейтс неловко заерзал. Голос у него оказался высоким, и Джон окончательно понял, что Бейтс ненамного его старше.

— А почему он не показал охране карточку налогоплательщика? — спросил он. — Его отвели бы к офицеру. Правда?

Хартманн пожал плечами.

— У меня нет карточки, — сказал Джон.

— Гм, — Хартманн, казалось, стал очень далеким, хотя не шевельнулся. — Что ж, — сказал он, — у нас обычно не бывает офицеров из семей граждан…

— Мы не из граждан, — быстро пояснил Джон. — Мой отец — профессор университета Совладения, и я родился в Риме.

— Ага, — сказал Хартманн, — и долго вы там жили?

— Нет, сэр. Отец предпочитал быть приглашенным профессором. Мы жили во многих университетских городах. — Ложь легко слетела с его уст, и он подумал, что профессор Фалькенберг и сам в нее верил: ведь он столько раз это говорил. Но Джон знал правду: отец отчаянно пытался получить постоянное место, но у него всегда оказывалось слишком много недругов.

Он был слишком открыт и слишком честен. Это одно объяснение. Он был ОСС (отвратительный сукин сын) и ни с кем не в состоянии поладить. Это другое объяснение. Я так долго прожил в этой ситуации, что теперь мне уже все равно. Но, наверно, приятно было бы иметь свой дом.

Хартманн слегка расслабился.

— Ну, каковы бы ни были причины, мистер Фалькенберг, вам лучше было бы родиться налогоплательщиком Соединенных Штатов. Или членом Советской партии. К несчастью, вам, подобно мне, предстоит всю жизнь провести в низших эшелонах офицерского корпуса.

Хартманн говорил с легким акцентом, который Джон не мог точно определить. Несомненно, Германия: в боевых службах СВ много немцев. Но акцент не совсем немецкий: Джон достаточно долго прожил в Гейдельберге, чтобы различать немецкие диалекты. Восточная Германия? Возможно.

Он понял, что остальные ждут от него какого-то ответа.

— Мне казалось, сэр, что на службе СВ все равны. Хартманн пожал плечами.

— Теоретически — да. На практике — генералы и адмиралы, даже капитаны, командующие судами, почему-то всегда американцы или советские. Но это не решение офицерского корпуса, мистер. Между собой мы не различаем страну происхождения, и у нас нет политики. Никогда. Наша родина — Флот. Это наша единственная родина. — Он взглянул на свой стакан. — Мистер Бейтс, нам нужна еще выпивка и стакан для нового товарища. Принесите.

— Есть, сэр.

Коротышка гардемарин направился в угол, к стойке, за которой не было бармена. Немного погодя он вернулся с бутылкой американского виски и пустым стаканом.