Легенда, утопия, быль в ранней американской истории - [32]

В конгрегации поддерживалась строгая дисциплина. Для церковной службы собирались три раза в неделю: два раза в субботу и один раз в четверг вечером. Ее ритуал был прост, традиционные атрибуты (свечи, орган, алтарь и др.) отсутствовали.

Утренняя служба начиналась в 8 часов и длилась до полудня. Во время проповеди сидели на деревянных скамьях, мужчин и женщин разделял проход (как у ранних христиан, которым они стремились подражать). За детьми присматривал дьякон Сэмюэл Фуллер. Для молитвы и пения гимнов вставали. Молитвы импровизировались, так как истинной, данной Христом, считалась только молитва «Отче наш», входящая в Евангелие. Проповедь состояла из отдельных библейских стихов. Их толковал и комментировал пастор. Одетый в черное, он стоял на небольшом возвышении за простым столом. После службы дьякон подносил молившимся блюдо для сбора пожертвований.

Вечерняя служба, начинавшаяся вскоре после обеда, носила менее официальный характер и заключалась главным образом в обсуждении (только мужчинами) почему-либо заинтересовавших или недостаточно понятных мест из обеих частей Библии (Священного писания): Ветхого (древнееврейского, дохристианского) и Нового (Евангелия и др.) завета.

Члены других конгрегаций и голландские протестанты подвергали подобную процедуру богослужения резкой критике. Свободное обсуждение священных текстов рассматривалось ими как невежественное посягательство на смысл божественных откровений. Вызывало насмешки пение паствы Робинсона, ибо пела она по слуху и без специальной подготовки. Ученики и соратники Робинсона, наоборот, считали, что наиболее точно следуют Священному писанию, решительно порвав с «папизмом». При этом они всё фанатичнее верили в свою «избранность» для «спасения», для проповеди и утверждения «истинной веры», в свою «святость». Их религиозная убежденность и соблюдение ими «Христовой дисциплины» позволили конгрегации завоевать значительный авторитет и, как упоминалось, сильно ее расширить. Но те же качества, особенно по мере растущего у «святых» чувства «избранности», вели постепенно от независимости их церкви к ее изоляции, рождали недоброжелательное к ней отношение менее строгих сепаратистов, особенно голландских кальвинистов, среди которых они жили. В процессе отчуждения сыграло свою роль участие Робинсона в университетских религиозных диспутах, во время которых он обличал элементы «папизма» в официальной голландской протестантской церкви.

Осложнения, возникшие на религиозной почве, со временем умножились. Они были вызваны, в частности, издательской деятельностью Брюстера, особенно после опубликования им памфлета, направленного против Якова I. Дипломатические представители и агенты английского короля в Нидерландах получили приказ найти издателей и добиться их ареста. Типографию обнаружили и с помощью местных властей задержали Томаса Брюэра, финансировавшего предприятие. Брюстер, которому грозила виселица, сумел скрыться. Постоянная слежка за членами общины и угроза ареста делали пребывание в Лейдене затруднительным. К тому же истекал срок перемирия между Голландией и Испанией (1609–1621), шла подготовка к вооруженной борьбе и можно было ждать вторжения испанских солдат, немилосердных к еретикам. В 1618 г. началась Тридцатилетняя война, охватившая почти всю Европу, что тоже не сулило покоя.

В создавшихся условиях особенно давали о себе знать материальные и другие трудности эмигрантской жизни. К этому же времени прекратился приток сепаратистов из Англии. Те предпочитали скрываться на родине, а не подвергать себя опасности на чужбине. Дальнейшая жизнь в Лейдене, кроме того, грозила постепенным размывом конгрегации и последующим ее растворением в голландском окружении. Если определенная замкнутость общины и обычное сопротивление взрослых эмигрантов (их становилось все меньше) ассимиляции служили для них достаточным щитом, то он оказывался и в языковом, и в других отношениях менее прочным и надежным для детей и молодежи, которых к тому же соблазняли «легкие» нравы Голландии. Юноши уходили даже в солдаты, девушки не отвергали ухаживаний голландских кавалеров.

Все это подталкивало к мысли о поисках нового места для поселения. На родину возврата не было. В Европе многое пугало. Приблизительно с 1616 г. взоры лейденских эмигрантов все чаще обращались к Америке. Желание найти там убежище и стремление «к пропаганде и распространению проповеди о царстве Христовом в той отдаленной части света» (Б., 46) усиливались эмигрантскими тяготами, а также сообщениями об основании в Америке английской колонии Виргиния. Кроме прочего, лейденцы вернули бы себе в тех краях прежнее подданство, покончили бы с жизнью изгнанников. В столь отдаленной стране они надеялись иметь некоторую свободу действий, обрести, следуя заветам Библии, «Новый Ханаан»[49]. Среди руководителей и акционеров Виргинской компании нашлись люди, которые обратили внимание на лейденцев как на возможных колонистов.

В конце 1617 г. конгрегация послала в Лондон двух своих представителей — Роберта Кашмена и Джона Карвера — для ведения переговоров с правлением Виргинской компании. Парламентеры везли с собой для передачи правительству документ, подписанный Робинсоном и Брюстером, состоявший из семи статей.