Легенда о рыцаре тайги. Юнгу звали Спартак - [68]

До наступления темноты добыли около трехсот граммов пресной воды. Прежде всего напоили больных, потом попили все остальные. Напоили, попили, это, конечно, не совсем точно: каждый получил один-два глотка.

Доктор Игорь Васильевич, который еще не выпил своей порции, растягивал, что ли, удовольствие, вдруг поднялся и громко, даже как-то торжественно обратился ко всем:

— А знаете, товарищи, ночь-то сегодня необычная — новогодняя! Наступает, а может, уже наступил Новый год!

Все очень удивились, стали высчитывать, так это или не так. А боцман Аверьяныч, посмотрев на свои карманные толстенные часы, сказал:

— Все верно. Уже пятнадцать минут, как идет сорок второй год.

— А раз так, — продолжал доктор, — с Новым годом вас, дорогие друзья! За неимением шампанского пью воду. За нашу победу над фашистами, за наше спасение! Желаю вам, братья, здоровья, это сейчас самое главное. Берегите силы, не сдавайтесь!.. Ну, ладно, — он засмеялся, — тостов много, а воды всего глоток.

Спартак смотрел в темноту, туда, откуда раздавался голос доктора. Молодец Игорь Васильевич, вспомнил про Новый год! Он всегда бодрый, веселый, с утра до вечера больных обихаживает, хотя сам еле на ногах держится… А боцман Аверьяныч! Вот что значит старый бывалый моряк: все умеет и все имеет: и нож нашелся у него, и спички сухие у него, и единственные исправные часы тоже у него… А капитан! Совсем ведь больной, старенький, а о себе нисколечко не думает, только о других; при раздаче воды ни за что не хотел первым пить, боялся, что на всех не хватит… А братан! Из ничего построил аппарат и добывает пресную воду посреди океана, а сам при этом делает вид, будто выполнил обычную работу! Да что там говорить, все старшие товарищи юнги Малявина — это настоящие моряки и вообще герои! «Хочу, чтобы им всем повезло!» — взволнованно думал мальчишка.

В эту ночь, наверное, никто в шлюпке не спал. Говорили о доме, о близких и родных, гадали о положении на фронтах Великой Отечественной. Моряки помоложе высказывали предположения, что наши, разгромив немцев под Москвой, уже гонят их до границы; старики были в своих прогнозах осторожнее.

Спартак наклонился к уху братана и зашептал:

— Послушай, а может, война вообще уже кончилась? Гитлер сдался и настала победа? И, может, уже поднялись в воздух самолеты и вышли в море корабли искать нас? Как ты думаешь?

Шелест думал, что вряд ли наша страна, которой сейчас так трудно, сможет организовать поиск пропавшего судна. Просто время еще не пришло. Вот станет немного полегче, тогда конечно… Но Володя был уверен, что в любом случае Родина помнит о них. И он был прав. Москва и Владивосток запрашивали Индонезию, Сингапур, Японию, Филиппины, Австралию — не знает ли кто хоть что-нибудь о советском пароходе «Коперник». «Нет, нет, нет», — отстукивал телеграф изо всех уголков Тихого океана. Никто не видел «Коперник», ничего не известно о судьбе его экипажа…

«ПОСЛЕДНИЙ ПАРАД НАСТУПАЕТ…»

Через два дня утром к коперниковцам пришло большое горе: скончались кочегар Васильченко и второй штурман Снегирев. Они умерли от ран, болезней, от жары и жажды, умерли тихо, без стонов и жалоб, словно уснули и не проснулись…

— А может, они спят? — слабым голосом спросил капитан, который и сам болел. — Или сознание потеряли?

Игорь Васильевич покачал молча головой.

— Ну все равно. Пусть они полежат хотя бы день, мало ли что…

Потом капитан еле слышно что-то спросил, и доктор принялся объяснять:

— Понимаете, у человека потеря влаги в жару оборачивается загустением крови. Это замедляет ее обращение в организме, и если потеря составит двенадцать процентов от веса всего тела, — человек обречен…

Сжав до боли зубы, Спартак исподлобья смотрел на бледно-желтые лица покойников, лежащих рядом. В своей четырнадцатилетней жизни он уже не раз испытал горечь потерь, но сейчас смерть произошла на его глазах, и это его потрясло.

Моряки умерли от жажды. Умрут ли остальные раньше, чем их подберет какой-нибудь корабль, или они достигнут земли, во многом зависит теперь от моториста Шелеста — Бога пресной воды, как прозвали его в шлюпке. Володя, постояв недолго у тел погибших товарищей, вернулся к своим обязанностям, принятым добровольно.

Похудевший, осунувшийся, как и все коперниковцы, он сидел у своего аппарата и как заведенный поливал змеевик прохладной забортной водой. Но вот он вскинул голову и укоризненно посмотрел на Спартака. Тот смутился: только на минуту расслабился, и сознание тотчас отключилось от жизни. А надо было искать, добывать топливо — юнга теперь это делал по очереди с Ганиным. Сам белобрысый в это время сидел возле Шелеста и канючил:

— Мотыль, а мотыль[130], дай попробовать пресненькой…

С топливом было худо, добывать его становилось все труднее. Уже были изрублены сиденья, заспинная доска, пайолы[131], планширь — все, что могло гореть, было уже сожжено, и шлюпка изнутри походила на обглоданный скелет какого-то морского животного. Берегли только мачту и весла — движители. «Движение есть жизнь!» — говорил по этому поводу доктор Игорь Васильевич. Но сегодня вода была жизнь, поэтому Спартак не колеблясь подошел к веслам с топором.