Легенда о рыцаре тайги. Юнгу звали Спартак - [57]

«Прохлаждаешься! — мысленно передразнил его Спартак. — На такой-то жаре! Ну и сказанул Аверьяныч!»

Боцманом на «Копернике» служил тот самый Иван Аверьяныч Скурко, который совсем еще недавно учил Малявина в числе других портовых мальчишек на ускоренных курсах юнг. Вообще многих старых знакомых встретил Спартак на этом пароходе, и в этом не было ничего удивительного, ведь во Владивостоке каждый пятый — моряк. Бывшая старшая пионервожатая из лагеря на Океанской Светлана Ивановна Рур стала радисткой, белобрысый Витька Ганин, знакомый с Первой Речки, — матросом, а самое главное, на «Копернике» работал мотористом сосед по дому Володя Шелест. Именно он и помог устроиться на судно своему младшему другу. Сирота Спартак Малявин называл его братаном.

Аверьяныч при встрече на пароходе почему-то сделал вид, что не узнает Малявина, хотя тот был его любимым учеником.

— Курсы, говоришь, закончил? Ну, посмотрим, чему тебя там научили. Скидок на малолетство не жди, я «дракон»[113] еще тот!

А белобрысый Витька, когда Спартак впервые вошел в матросский кубрик, где ему предстояло жить, обрадованно воскликнул:

— Малявка, здорово! К нам? Ученичком небось, хе-хе!

— А сам-то ты кто?

— А я, брат, матрос! Хоть и без класса пока…

— Когда это ты успел?

Витька сделал таинственный жест: мол, не проболтаемся.

Тяжелым был этот рейс. Был — потому что сейчас он уже заканчивался, и моряки считали дни, оставшиеся до прихода в индонезийский порт Сурабаю. Вообще, как только началась война, плавать стало очень трудно. Если раньше многие дальневосточные суда работали чаще всего в каботаже — ходили в хорошо знакомых районах нашего побережья, то теперь им пришлось осваивать новые районы плавания. Капитаны повели суда к берегам Америки и Канады, Новой Зеландии и Австралии, Индии и Цейлона. Там, в дальних странах, советские моряки принимали на свой борт разные важные грузы, необходимые для фронта и тыла — для нашей победы, и, рискуя каждый день своей жизнью, доставляли их в родные порты.

Казалось бы, какой риск, ведь война шла далеко на западе? Но и здесь, на востоке, была опасная обстановка. Незадолго до выхода «Коперника» в море стало известно, что Япония напала на Перл-Харбор и другие военные базы США и Англии. И хотя между нашей страной и Японией сохранялся нейтралитет, от моряков требовались бдительность и осторожность. Вот почему суда ночью шли без огней, в тумане — без гудков, вот почему на мирных торговых судах устанавливались орудия и пулеметы, возле которых моряки несли постоянную боевую вахту.

Первый японский самолет Спартак увидел, когда «Коперник», пройдя Японское море, вошел в Западный проход Корейского пролива и с левого борта в туманной дымке обозначились берега одного из островов архипелага Цусима. Это было историческое, священное для всех русских моряков место гибели эскадры адмирала Рожественского.

Все моряки, свободные от вахт, столпились у борта, вглядываясь в зеленоватую пучину, словно надеясь увидеть там затонувшие корабли и останки героев, погибших, но не спустивших андреевского флага перед врагом. Надо было бы по давнему обычаю положить живые цветы на воду, но где их возьмешь зимой. Девушки — радистка, буфетчица и дневальная — положили искусственные. А первый помощник капитана тихо промолвил:

— Спите спокойно, русские воины. Родина помнит вас…

Он хотел еще что-то сказать, но раздался возглас вахтенного матроса:

— С оста идет самолет! Курс — на судно!

— Боевая тревога! — скомандовал капитан. Моряки разбежались по своим местам. Боевые расчеты стали к пулеметам и орудию.

Самолет с красными кругами на плоскостях и фюзеляже на бреющем полете шел над океаном, настигая «Коперник». Моряки настороженно следили за его действиями. Хотя беспокоиться вроде было не о чем: Япония, как известно, не воевала с нами, а принадлежность парохода к СССР была четко обозначена: на крышке трюма был нарисован большой государственный флаг, на бортах и корме написаны название и порт приписки. Но от самураев можно было ожидать всего: приморцы помнили Хасан…

Самолет прошел над судном, лег на правое крыло, сделал круг и вновь пронесся над «Коперником», на этот раз совсем низко, почти над самыми мачтами. Спартак даже разглядел летчика, его очки-консервы, зубы, оскаленные в ухмылке, и большой палец, опущенный книзу. Заметили этот жест и другие моряки.

— Намекает, что ли? — ворчали одни. — Дескать, скоро пойдете ко дну, как цусимцы!

— Это мы еще посмотрим! — отвечали другие.

Самолет ушел. На судне дали отбой тревоге, — сделали запись в судовом журнале об этом случае и продолжали рейс. Японские самолеты еще не раз появлялись, все они вели себя вызывающе: облетали судно, нарушая международные правила, пикировали на него, но дальше этих «шуточек» дело, к счастью, не заходило.

Однажды — это было уже в Восточно-Китайском море, на траверзе[114] островов Рюкю — «Коперника» нагнал и пошел с ним параллельным курсом японский военный корабль — эсминец. Он приказал судну застопорить ход, а потом, приблизившись до одного-полутора кабельтовых, начал задавать вопросы по международному своду сигналов. На реях «Коперника» тотчас взвивались разноцветные флаги — ответы. Боцман Аверьяныч, стоявший рядом со Спартаком, читал вслух этот диалог, а заодно сердито комментировал его: