Легенда о рыцаре тайги. Юнгу звали Спартак - [56]

— Да я не о том! Как вы думаете, кто этот доброхот? И почему он пожелал остаться неизвестным?

— Откуда же мне знать? Вы многим людям сделали и делаете добро, вот кто-то и отплатил вам тем же.

— Найти бы мне его! Расцеловал бы от всей души!

Капитан Хук отвернулся к коллекциям, чтобы скрыть улыбку. Он вспомнил, как закупал, советуясь с опытными садоводами, все эти черенки в Америке, как трясся над ними во время долгого обратного рейса к русским берегам, как, наконец, здесь, в Приморье уговаривал местных корейцев помочь вручить Яновскому подарок; они боялись, не причинит ли какого вреда их соседу и другу этот громадный таинственный тюк, и согласились лишь тогда, когда их убедили, что фермер будет только рад, получив его…

— Нет, Мирослав, боюсь, нам этой загадки не разгадать. Разве только пригласить сыщика, например нашего знакомого следователя Осмоловского?

— Ну уж увольте меня от этого господина!.. Ладно, бог с ним, с именем жертвователя. Только благодаря его бесценному дару (ну и моим скромным усилиям) в Приморской области будут цвести сады!

— Мирослав, вы меня просто поражаете! Я как-то попробовал подсчитать все ваши профессии, так сбился со счета: рудознатец, коннозаводчик, метеоролог, оленевод, археолог, орнитолог, энтомолог… Теперь вот еще и садовод! Я недавно слышал, что вы здесь, на Славянском полуострове, посадили кедровую рощу, придав ей очертания громадной буквы «Я»… Это правда?

Яновский в смущении подергал себя за бороду.

— Мм… было что-то в этом роде… Появилось вдруг такое, знаете, мальчишечье желание оставить на земле память о себе…

— Да вы и так ее оставили делами своими! Действительно, мальчишество… Ведь это «Я» только птицы смогут увидеть!

— Ничего, когда-нибудь и люди увидят.

— Вы что же, думаете, что мы научимся летать?

— Мы с вами, наверное, нет, а вот Андрейка и Сережа или их дети — наши внуки — обязательно!

Друзья помолчали. Капитан Хук раскуривал трубку, потухшую во время разговора. Пыхнув несколько раз ароматным дымком, он первым нарушил молчание:

— О сыщиках мы давеча говорили… Вчера я встретил Чжан Сюаня, он рассказал, что в тайге нашли останки двух человек. Один — неизвестный искатель женьшеня — убит выстрелами в спину, а другой растерзан тигром. Высказано предположение, что этот второй — хунхуз Ван Ювэй…

— Вот как? Ну что ж, я ведь говорил: бог шельму метит. Его наказала сама тайга…

Прошло сто лет…

Вертолет пожарной охраны совершал дежурный рейс над тайгой. Пестрядинный ковер осеннего леса без конца и без края расстилался под винтокрылой машиной. Вертолетчики внимательно и озабоченно рассматривали его: в такую сушь глаз да глаз за тайгой нужен!

Вдруг один пилот тронул другого за рукав:

— Глянь, Сергеич, вон там, слева, кедровник здорово на букву «Я» похож!

— Это у тебя фантазия разыгралась…

— Да ты посмотри сам!

— Вообще-то… есть сходство… Природа и не на такие штуки способна… Ладно, не отвлекайся! Сейчас осмотрим еще один квадрат…

Вертолет, переходя в новый район, прошелся над плантациями совхоза «Женьшень». Из края в край поле исполосовано длинными рядами деревянных щитов. Это притенительные каркасы, закрывающие грядки, на которых растет самое дорогое на свете растение — корень жизни. Молодые и пока еще слабые, они произошли от своих таежных предков, может быть, тех, что выросли из ягод, посаженных безвестным корневщиком, политых его потом и кровью.

Кто знает…

ЮНГУ ЗВАЛИ СПАРТАК

ФОРМА «РАЗ»

Пришла зима, бесснежная, ветродуйная владивостокская зима. По улицам, как по трубам, со свистом помчались пронизывающие ветры, сдувая остатки снега, выпавшего еще в начале ноября, полируя поземкой лед в Амурском заливе, нагоняя тоску в душу.

И так день за днем. Но иногда что-то не ладилось в небесной механике, что-то там такое ломалось: ветер умирал, небо набухало сырой ватой и начинал валить снег. Такое бывало, может, раз за зиму, но зато за два-три дня городу выдавался весь положенный по зимней норме снег. Тогда Владивосток брал лопату и начинал откапывать себя. Для взрослых это было хлопотное время, для детей веселое: они возводили снежные крепости и пулялись снежками, делали снеговиков и катались на санках.

…Стоял декабрь, но Спартаку Малявину, вся одежда которого состояла из трусов и белого чехла от бескозырки, было очень жарко. Он был бы не прочь очутиться сейчас хоть на полчаса в родном городе, где вовсю ярится зима, зачерпнуть горсть пушистого снега, лизнуть его языком… Но далеко он был от Владивостока, за тысячи миль, а точнее, в Макасарском проливе, разделяющем острова Борнео и Целебес[110], совсем недалеко от экватора.

Спартак стоял на юте[111] парохода «Коперник» и задумчиво смотрел на искрящуюся и пенистую дорожку, что оставалась за кормой. «Коперник» совершал рейс Владивосток — Сурабая и был уже близок к порту назначения. А что касается самого Спартака, то по его скучающей позе можно было предположить, что он пассажир на этом пароходе. Однако в судовой роли[112]про него сказано вполне определенно…

— Юнга Малявин! — это крикнул, высунувшись из сходного люка, боцман. — Ты где прохлаждаешься, яс-с-сное море! Живо на мостик!