Легенда о рыцаре тайги. Юнгу звали Спартак - [55]

— Ну что, почтеннейший, вы еще не поняли, что наши встречи не приносят вам ничего хорошего?

В сопровождении Андрейки и Сергуньки подошел капитан Хук. Он был настроен не так благодушно, как его друг. Не сводя горящих ненавистью глаз с хунхуза, Фабиан зарядил ружье и поднял его.

— Отойдите в сторону, Мирослав!

— Во сян хо! — завизжал толстяк, падая на колени и закрывая лицо руками, словно это могло спасти его от пули. — Во сян хо![107]

Почему-то именно в эту минуту Андрейке привиделось никогда до этого не вспоминавшееся удэгейское стойбище на берегу большой реки; из забытья выплыло лицо молодой красивой женщины, вот так же упавшей на колени перед чудовищем в человечьем обличье…

— Это он убил мою маму! — крикнул мальчишка.

— Не только твою, — сурово сказал Яновский, взглянув на Сергуньку. — Многих осиротил этот бандит. И все же… капитан, прошу вас, не надо, не пачкайте рук… Пусть его живет, если сможет… Бог шельму метит, и добром он все равно не кончит.

Фабиан нехотя опустил ружье.

— Встань!! — сказал Мирослав поверженному, валяющемуся в пыли врагу. — Ты свободен. Но помни, Ван Ювэй, будущего у тебя нет[108]. Будущее — у них! — И он возложил ладони на головы обоих мальчуганов — темноволосую и белую. — А теперь пшел отсюда, пока я не передумал!

Толстяк подхватился и бросился бежать, кидаясь из стороны в сторону.

— Думает, что выстрелим в спину, — усмехнулся Чжан Сюань. — По себе судит, мерзавец!

К полудню, когда дружина собралась в обратный путь, из Посьета приехали на двух линейках жандармы, возглавляемые пожилым, выслужившимся, очевидно, из низов, поручиком и следователем Осмоловским. Капитан Хук при виде его нахмурился и отвернулся. Старшина дружины рассказал начальству о стычке с шайкой Вана, передал жандармам нескольких захваченных бандитов.

— А где же главарь? — поинтересовался следователь.

— Ушел, — лаконично ответил Чжан Сюань.

— Как это ушел? Сбежал или отпустили?

Китаец промолчал.

— Тебя спрашивают или нет, желтая образина?! — выкрикнул поручик.

Мирослав решительно вмешался.

— Во-первых, милостивый государь, прекратите оскорблять человека. А во-вторых, Вана отпустил я.

— С кем имею честь? — вздернул подбородок Осмоловский.

— Мирослав Янович Яновский, фермер.

— Я так и думал-с. На каком же основании, позвольте вас спросить, вы отпустили матерого разбойника?

— А без всякого основания! Отпустил — и вся недолга! Вот когда вы поймаете его — вы будете вольны делать с ним что вам заблагорассудится.

Следователь покраснел.

— Хорошо-с. Мы поговорим с вами в другом месте.

— Вряд ли у меня найдется для вас время. Я человек занятой. Прощайте.

Проводив взглядом отъехавшие линейки, Мирослав весело сказал:

— Ничего, внакладе не остался: нашу победу припишет себе. — Он оглядел стоявших вокруг него людей. — Ну, друзья, по коням! Дома работа ждет.

ЭПИЛОГ

Прошел год…

— К вам можно, Мирослав?.. — В кабинет, нерешительно приотворив дверь, заглядывал Фабиан Хук.

— Входите, дорогой капитан, входите! — Яновский, взлохмаченный, в домашнем халате, сидел перед бюро и что-то быстро писал. — Извините, через минуту я буду к вашим услугам. Присаживайтесь и — так и быть! — закуривайте свою трубку.

Капитан опустился в кресло, закурил и стал разглядывать коллекцию насекомых в энтомологических ящиках, расположенных вдоль стен. Особенно роскошны были бабочки; наколотые на булавки, с расправленными крыльями, они тянулись ровными длинными рядами, от крупных — в ладонь — махаонов до маленьких — в ноготь — ночных совок. Природа немало потрудилась, чтобы создать такое разнообразие форм, рисунков, красок…

Мирослав меж тем закончил свою работу. Он посыпал исписанный лист промокательным песочком, затем осторожно сдул его. Встал и протянул Фабиану руку.

— Здравствуйте. Простите мне мой домашний вид. Вдохновение, знаете ли, накатило, даже переодеваться не стал…

— Вдохновение?

— Да. В газету писал.

— О чем, если не секрет?

— Понимаете, со мной произошел необъяснимый, прямо-таки чудесный случай! На днях мне… Впрочем, давайте-ка я лучше прочитаю вам свое письмо в газету. Слушайте…

«М. Г. г-н Редактор! В начале июня подошла к нашему сидеминскому берегу корейская шлюпка и выбросила на песок громадный тюк. Корейцы на вопрос: „Что это означает?“ ответили: „Мурунда“[109] — и поспешно вышли в море.

На тюке была написана моя фамилия, и по раскупорке оказалось в нем несколько тысяч виноградных чубуков 6 сортов и 10 пачек прививок разных сортов груш и яблок.

Позвольте, г-н Редактор, на страницах Вашей газеты принести мою сердечную благодарность неизвестным жертвователям. Я получил от них подарок несравненно большей цены, чем они думают: они убедили меня, что я до сих пор, помимо напрасных затрат, не знал самого верного способа акклиматизации в этом крае привозных фруктовых деревьев… Мне подарили новую эпоху в моих опытах садоводства.

Приношу неизвестным жертвователям мою глубокую признательность и желаю им от всей души испытать такую же радость в их начинаниях, какой они наделили меня».

— Вот и все, дальше — подпись… Итак, что скажете?

— Ну, что сказать? Все как будто верно… Впрочем, я мало что смыслю в садоводстве.