Леди, лёд и пули - [3]

– Ладно, пицца так пицца, – сказал Моноган, и оба полицейских вышли из здания.

– Подавитесь, – тихонько выругался Левин. Кумбс уже вытащил записную книжку.

– Как вы узнали девушку? – спросил Левин у Боначио. – Ведь лица у нее практически нет.

– Я узнал ее пальто, сэр.

– Гм, – сказал Левин.

Кумбс писал.

– Как ее зовут? – спросил Левин.

– Салли. Фамилию не знаю.

– Живет в этом доме?

– Да, сэр. На третьем этаже. Она всегда входит в лифт и выходит из лифта на третьем этаже.

– А квартиру ее не знаете?

– Нет, сэр, к сожалению.

Левин вздохнул.

– А в какой квартире вы живете, сэр?

– В шестой "В".

– Хорошо, идите спать. Мы свяжемся с вами, если будет нужно. А где расположена квартира смотрителя?

– В цокольном этаже, сэр. Рядом с лифтом.

– Хорошо, большое спасибо. Пошли, – сказал он Кумбсу.

Остальное было рутинным делом.

Они разбудили смотрителя дома и получили от него информацию, что имя убитой – Салли Андерсон. Потом они ждали, когда помощник судмедэксперта даст официальное заключение о смерти и когда ребята из криминального отдела сделают фотографии девушки и снимут отпечатки пальцев. Потом они изучили содержимое ее наплечной сумки – после всех. Нашли записную книжку, губную помаду, пачку салфеток «Клинекс», карандаш для подведения бровей, две пластинки жевательной резинки и бумажник, в нем несколько снимков, двадцать три доллара бумажками по пять и одному и членскую карточку клуба актеров. «Скорая помощь» отвезла ее в морг, а они тем временем чертили сцену преступления.

Только позднее, уже утром, к делу подключились детектив Стив Карелла и 87-й участок.

Глава 2

«Ну вот он, – подумал Карелла. – Мой старый участок. Такой же, как был. Ничуть не изменился с тех пор, как я начал работать. Уверен: умру, а все так и останется. В точности».

Он шел от станции метро на Гровер-авеню, приближаясь к участку с западной стороны. Обыкновенно он добирался до работы на своей машине, но сегодня утром, когда проснулся, увидел, что улицы еще не очистили от снега, и решил ехать на метро. Как водится, где-то замерзла стрелка, и состав застрял как раз перед въездом в подземный туннель, на Линдблад-авеню. Пришлось ждать вместе с сотней дрожащих от стужи пассажиров, пока не устранят неисправность. Сейчас уже почти девять утра. Карелла опаздывал на один час сорок пять минут.

Было ужасно холодно. В такой холод понимаешь, почему замерзают железнодорожные стрелки. Перед Рождеством жена предложила купить ему кальсоны. В девичестве ее звали Теодора Франклин. Она шутила, что в ее крови четыре порции ирландского виски и одна – шотландского. Она сказала, что самым хорошим подарком на Рождество для теплолюбивого итальянского парня будут теплые кальсоны.

Карелла поднялся по ступенькам к деревянным дверям участка. Справа и слева от них располагались два зеленых шара – на каждом были намалеваны белые цифры «87». На одной из дверей медная ручка сохранилась со дня основания участка – с начала века. Она была отполирована до блеска ладонями посетителей – как бронзовые пальцы ног статуи святого, что стоит в соборе святого Петра, которых касаются молящиеся. Карелла взялся за ручку, открыл дверь и вошел в просторный холл, где всегда было прохладней, чем в любом другом месте в этом здании. Однако в это студеное утро здесь казалось даже уютно.

С правой стороны холла находился высокий стол дежурного, похожий на алтарь правосудия, за которым восседает судья. Однако, в отличие от алтаря правосудия, его окружали медные перила – на уровне пояса, и за столом сидел сержант Дэйв Мерчисон. По одну его руку была табличка с надписью, в соответствии с которой все посетители должны были остановиться и изложить свое дело, по другую руку – открытый гроссбух с записями (так называемой «регистрацией») всех без исключения преступников, кто появлялся здесь, будь то ночью или днем. В данную минуту Мерчисон никого не регистрировал. Мерчисон пил кофе. Толстыми пальцами он сжимал кружку – перед его круглым лицом поднимался пар. Мерчисону было за пятьдесят, он был полноват, к тому же облачен в потрепанный синий джемпер с пуговицами, от которого казался еще более толстым, чем на самом деле. Кстати сказать, полнота была нарушением устава. Мерчисон поднял глаза, когда Карелла прошел мимо него.

– Доброе утро, – сказал он.

– Доброе утро, Дэйв, – ответил Карелла. – Как здесь идут дела?

– Внизу у нас тихо, – ответил Мерчисон. – Другое дело – этажом выше.

– Ну, так что же там? – вздохнул Карелла, минуя, наверное, в десятитысячный раз скромную, прибитую к стене белую табличку с черными буквами «Следственный отдел» и стрелочкой, указывающей на второй этаж. Наверх вели железные ступеньки, узкие и тщательно вычищенные. Шестнадцать ступенек – поворот – еще шестнадцать ступенек – и направо в тускло освещенный коридор. Он открыл первую дверь с надписью «Комната для переодевания», прошел прямо к своему шкафу во втором ряду от входа, повернул диск цифрового замка, открыл дверцу, повесил пальто и шарф. На секунду задумался, не снять ли кальсоны. Нет, в такой холодный день и в помещении не будет слишком тепло.

Карелла вышел из раздевалки и пошел по коридору мимо деревянной скамьи слева, в который раз гадая, кто вырезал сердечко с инициалами «С. J.» на подлокотнике, мимо скамьи без спинки справа в узком алькове перед заколоченными дверями бывшей лифтовой шахты, мимо двери с надписью «Мужской туалет» и двери слева с маленькой табличкой «Канцелярия». Комната детективов находилась в конце коридора.