— Тони? У нее имя как у девочки! — девочка улыбнулась, и на ее щеках появились ямочки.
— А как зовут вас? Прошу прощения, но мне бы очень хотелось знать ваше имя.
— Меня зовут леди Джейн.
— Леди Джейн, — повторил юноша. — Как странно!
— Папа звал меня леди Джейн, и теперь все так зовут.
Мать печально взглянула на девочку, и на глазах ее выступили слезы.
— А вы не хотели бы взглянуть на мою цаплю? — спросил молодой человек и подвинул корзину к даме. — Белая цапля — птица обыкновенная, но голубая в нашем краю редкость.
— Благодарю. Действительно, это редкость. Вы сами ее поймали?
— Да, и совершенно неожиданно. Я охотился в поместье моего дяди, как раз той станции, где сел в поезд. Было уже довольно темно; выхожу из болота, очень тороплюсь, как вдруг слышу у самых ног, справа, кто-то кричит: «Тон! тон! тон!» Нагибаюсь — цапля! Крошечная такая, еще летать не умеет; подняла головку и смотрит на меня круглыми глазами. Я пожалел ее, унес домой, приручил, и теперь она узнает меня по голосу.
Он поставил корзину обратно на кресло и придерживал ее, пока девочка нежно поглаживала цаплю своими маленькими ручками.
— Похоже, цапля ей понравилась, — заметил юноша, обращаясь к даме.
— Да, она очень любит всякую живность, дома у нее осталось много разных зверюшек, вот она и грустит по ним.
На глаза дамы вновь навернулись слезы.
— Позвольте мне подарить вашей дочери мою Тони.
— О нет, благодарю вас! Зачем вам лишать себя…
— Я ничего не лишаюсь, уверяю вас. В городе все равно придется цаплю кому-то отдать. В колледж ее приносить не позволят, а дома мне некому ее доверить. Прошу вас, разрешите отдать птицу леди Джейн, — настаивал юноша, обращаясь к матери и улыбаясь взволнованному ребенку.
— О, мама! Милая, хорошая мама! Позволь ему подарить мне птичку! — вскричала леди Джейн, с умоляющим видом складывая ручки.
Какое-то время мать колебалась, однако в конце концов отказала.
Молодой пассажир пересел поближе к матери.
— Надеюсь, вы перемените решение, — почтительно обратился он к ней.
Девочка между тем пришла в полное отчаяние.
— Мамочка, ты только вспомни, мне не разрешили взять с собой ни котенка, ни собачку, ни моих овечек. Мне без них так скучно!
— Хорошо, хорошо, милая, дай мне подумать, — откликнулась мать.
— Мама, позволь мне хоть сесть рядом с корзиной и гладить птичку!
— Разрешите ей пересесть в другое кресло. Посмотрите, как она устала. Ее надо немного развлечь!
— Благодарю. Она действительно устала, ведь мы едем издалека, из Сан-Антонио.[1] Она все время была у меня умница, не капризничала. Хорошо, пусть она перейдет к вам.
Новый знакомый устроил малышку у окна, опустил шторы, чтобы цапля не улетела, поставил корзину на пол, достал птицу и посадил ее на колени леди Джейн.
— Взгляните, — сказал он ей, — я обшил кусочком кожи одну ногу, получилось нечто вроде браслета, за него можно закрепить длинную крепкую бечевку. Если ваша мама позволит вам принять от меня в подарок мою любимицу, вы, уходя из дому, будете привязывать ее бечевкой к креслу или к столу, и она в ваше отсутствие никуда не заберется, не набезобразничает и не ушибется.
— Но я ни за что ее одну не оставлю, — возразила девочка, — она всегда будет со мной.
— Все же если цапля вдруг потеряется, — продолжал пассажир, — я вас научу, как ее отыскать. — Он распустил одно крыло птицы и придержал его, положив на ручку леди Джейн. — Видите, она у меня словно меченая. Вот три черных креста, три родимых пятна — такие же и на другом крыле. Когда крылья сложены, кресты не видны. Цапля будет расти — и кресты будут увеличиваться. Если случится так, что вы надолго расстанетесь с птицей, то потом вы ее всегда узнаете по этим черным крестам.
— Значит, если мама позволит, мне сегодня же можно будет забрать ее?
— Конечно, корзина очень легкая, вы сами сможете ее нести.
— Знаете, — шепнула девочка, оглядываясь на мать, которая положила голову на спинку кресла и, по-видимому, задремала, — мне очень, очень хочется повидать мою собачку Карло, и кошку, и барашков, но я не жалуюсь маме — она все плачет.
— Какая вы молодец, что так заботитесь о своей маме! — заметил молодой человек, растроганный откровенностью малышки. Из деликатности он не стал расспрашивать ее о причине слез матери.
— У мамы ведь больше нет близких на свете, кроме меня, — продолжала леди Джейн шепотом. — Папа от нас ушел, и мама говорит, что он долго, долго не вернется. Он умер. Вот почему мы должны были оставить свой дом. Теперь мы едем в Новый Орлеан и будем жить там.
— А вы прежде бывали в Новом Орлеане? — спросил юноша, с нежностью глядя на белокурую головку, приникшую к его плечу.
— Никогда! Я никогда никуда не ездила. Мы жили в прериях.[2] Там остались и Карло, и кошка, и барашки, и мой пони Подсолнух. Его так назвали потому, что он золотистой масти.
— А я живу в Новом Орлеане, и у меня там тоже есть домашние животные, — сказал юноша и принялся их перечислять.
Леди Джейн забыла о своем горе и внимательно слушала его, но вскоре она опустила голову и заснула крепчайшим сном. Румяная щека прижалась к плечу молодого человека, руки обхватили голубую цаплю, будто девочка боялась, что птицу отнимут.
