Лед - [96]

– Вы сказали, вам является Том.

Она сидела так спокойно, словно была статуей или парализованным оракулом. Шон почему-то подумал об Урсуле Осман – проворной, пропыленной и проницательной.

– А другие люди с ПТРС… испытывают то, что я? Они… видят что-то такое?

– Иногда.

– И как вы их лечите?

– Мы начинаем так же. С разговоров. Это болезненный процесс.

Шон снова уставился в окно. Он знал, что они с Руфью снова друзья. Несмотря на то что он сказал о ней Соубриджу. Только настоящий друг мог обнять его так, как она обняла в крипте. Он проникся убеждением, что должен что-то сделать для нее. Он спросит ее – смиренно, не как богатый покровитель, – можно ли ему финансировать ее исследования.

– Вы улыбаетесь, – сказала Фландерс, тоже улыбнувшись.

– Я просто подумал… Что, возможно, понял что-то неправильно. – Шон ощутил легкое головокружение при этом. – Вилла «Мидгард» задумывалась как нечто хорошее, но там погиб Том. И у меня такое чувство… что я теряю над ней контроль, хоть я и гендиректор. – Он почувствовал, как сильно бьется его сердце, прямо как тогда, когда он увидел медведя. – Может, у вас есть какие-нибудь таблетки для меня? Чтобы избавиться от тревожности.

– Вам нужно будет посетить врача. Я только психолог, но могу посоветовать специалиста.

Шон почувствовал, как его каяк покачивается на волнах. И взялся обеими руками за подлокотники, чтобы обрести равновесие. Он не помнил, как отошел от окна. Ему казалось, на него вновь смотрит медведь своими умными, проникающими в душу глазами.

– Я видел этого медведя. На леднике. Он раздумывал, как подобраться ко мне, хотел меня съесть. – Шон приложил руку к груди – сердце неистово колотилось. – Я представляю это. И по ночам слышу, как кровь стучит у меня в ушах. Когда Соубридж впервые сказал мне о вас и предположил, что у меня ПТСР, я подумал, он шутит. А другие тоже слышат свое сердце? Как будто басы через стену. От этой вибрации мутит.

– Вам сейчас нехорошо?

– Не физически. Просто случившееся с Томом повредило и мне.

Эти слова закружились по комнате точно мухи: случившееся с Томом.

Дженни Фландерс сменила положение ног, положив одну на другую, и на миг Шон увидел внутреннюю поверхность ее бедер, светлых и пухлых. Он отвел взгляд.

– Его ничто не вернет. Завтра утром все будет кончено. Причиной будет названо либо изменение климата, из-за которого обвалилась пещера, и тогда можно винить весь мир, либо Руфь Мотт, не позволившая ему спать всю ночь, из-за чего он был слишком уставшим, чтобы выбраться. Я проспал всю ночь и выжил. В этом может быть все дело, в полноценном сне. Я смог удержаться и выкарабкаться. А Том поскользнулся. Не удержался.

Дженни Фландерс снова смотрела на него с тем же добрым выражением. Шон осознал, что засунул правую руку в левую подмышку, его пальцы горели. Он вытащил руку. Его взгляд остановился на нефритовом Будде.

– Вы ведь не буддистка, да? – спросил он. – Это просто для декора.

– Это как будто имеет для вас значение.

– Что-то из той оперы, когда вы выдаете себя за кого-то, кем не являетесь.

– Я?

Шон уставился на статуэтку. Она была того же прекрасного сине-зеленого оттенка, что и озера талой воды на мидгардских ледниках. Сочащаяся вода, размывающая все. Это был цвет опасности.

Он встал. Дженни Фландерс взглянула на часы.

– У нас еще есть время.

– Это не важно, я ухожу.

– Могу я спросить, почему вы вдруг решили, что пора идти?

Он посмотрел на нее:

– Инстинкт.

Только когда за ним закрылась большая черная входная дверь, он смог вздохнуть свободно. Еще один день, и все закончится, и он с Мартиной – он поморщился, вспомнив, как только что говорил о ней, – они вдвоем смогут отправиться куда-нибудь на природу, подальше от людей. Он уже не был уверен в своих словах о том, что она ему не нравилась, или вообще в необходимости того, чтобы постоянно испытывать симпатию к человеку, с которым живешь. Он был измотан, вот в чем было дело, он нуждался в отдыхе, и они смогут отдохнуть вместе, а дальше будет видно.

Стоя у окна своей комнаты на первом этаже, Дженни Фландерс проводила его взглядом, а затем набрала номер. В трех километрах от нее, в тесном офисе на Уайтхолл-роуд[56], трубку снял Руперт Парч и стал с интересом слушать.

На Шпицбергене, на Рождество 1921 года, зверолов Георг Нильсен направился на немецкую научно-исследовательскую станцию в Квадехукене. Не дождавшись его, два полярника вышли из станции на его поиски, но также пропали, и их тела были найдены только в июне 1922 года. Позже тем же летом начальник немецкой станции покончил с собой.

В 1965 году были найдены фрагменты скелета и винтовки с гильзой, застрявшей в патроннике. Считается, что это останки Георга Нильсена, что он увидел медведя и выстрелил в него, но патрон застрял. Можно представить, что он должен был чувствовать, когда медведь подошел к нему и убил. Полярники стараются поддерживать свое оружие в боеготовности, но никто не застрахован от несчастного случая.

Теперь это заклинившее ружье находится в Шпицбергенском музее.

Эта история была рассказана автору на Шпицбергене в 2013 году.

33

Такси Шона остановилось под освещенным портиком отеля «Кэррингтон». Запах цветов сделался отчетливее, когда он вошел в бальный зал, высматривая Мартину. Все были одеты в черное с белым, с золотыми вкраплениями, в духе сдержанной элегантности, свойственной благотворителям. Он взглянул на большую схему рассадки на пюпитре у двери, но потом решил, что ему все равно, где кто сидит. Запустив руку в карман, чтобы проверить карточки с речью, он вспомнил, что оставил их на комоде. Но это было не важно, ему не требовались подсказки. Его глубочайшие чувства к Тому не ограничивались рамками развлекательной программы для публики или коронера. Он просто представит им премию и скажет что-то от души. Длинно, коротко, коряво, велеречиво – какая, к черту, разница? Том мертв.